Кирилл Кащеев - Хадамаха, Брат Медведя

Тварь прыгнула. Ее блеклое, как у дохлой рыбины, брюхо и растопыренные лапы промелькнули над головами Донгара и Аякчан. Взрывая золу, красноглазое чудище приземлилось перед Хадамахой. Хвост ударил стремительно, норовя пригвоздить мальчишку к скалам. Хадамаха перекатом ушел в сторону, в перевороте подхватывая валяющийся булыжник и запуская твари в голову.

Бом! – булыжник стукнул в черепушку чудовища глухо, как мелкий камешек по плотно закрытой раковине. И вспыхнул, обугливаясь в яростной вспышке Алого пламени. Но впечатление на тварь произвел чрезвычайное – та заверещала, бешено и как-то… оскорбленно. Будто этот бросок Хадамахи был величайшим унижением ее жизни! Жуткое существо плюхнулось на задницу, растопыривая все четыре лапы. Похожие на кривые крючья пальцы начали судорожно сгребать валяющиеся вокруг камешки. Целый вихрь мелких камней ринулся на Хадамаху. Мальчишка крутанулся на месте… Соскальзывая по жесткой черной шерсти, камни замолотили в широкую спину молодого медведя. Тварь завопила снова – хлестнуло Огненное жало, шерсть на боку у медведя вспыхнула и задымилась. С испуганным ревом зверь метнулся в сторону, но рядом с ним снова ударил Огненный сполох.

Слепя глаза, перед мордой медведя промелькнула вспышка Голубого пламени. Оскаленная, не хуже дикой кошки, девчонка выпрыгнула перед чудовищем, и в руке ее, складываясь в длинный тонкий меч, блеснул сапфировый луч. Рассыпая золотые искры, голубое Огненное лезвие полоснуло тварь наотмашь – от похожего на червивый отросток горла до бледного брюха. С тугим чмоканьем, как раскрывается разрезанный стебель, разошлась блеклая кожа – и длинный разрез медленно потек каплями – густыми, маслянистыми, непрозрачными…

– Черная вода! У него вместо крови – черная вода! – завизжала девчонка, снова замахиваясь своим Огненным клинком.

Тварь заорала от боли и через спину кувыркнулась обратно в Озеро.

– Там еще! – сквозь бушующее на поверхности сплошное Алое пламя показалась спина отступающего Хакмара. Сверкающего молота больше не было в руках у мальчишки, зато он налево и направо рубил своим южным мечом. Длинный взмах клинка распорол Пламя, как ткань, и в образовавшийся просвет стала видна семенящая по трубе троица таких же то ли пауков, то ли червей, то ли чудовищно искореженных людей. Таких же тварей в Алом огненном ореоле! Только эти были меньше и… несомненно, принадлежали к женскому полу! С их приплюснутых головенок свисали черные патлы… с ярко выделяющимися прядями цвета Рыжего огня!

Шустро перебирая вывернутыми конечностями, существа ринулись на Хакмара. Три Огненных хвоста ударили одновременно, ловя меч мальчишки в жесткое перекрестье. Хакмар крутанул запястье, гибкий клинок изогнулся, выскальзывая из зажавших его жал, мальчишка отступил еще. Не оборачиваясь, будто у него глаза на затылке, подпрыгнул и приземлился прямо на спину подраненной Аякчан первой твари, притапливая ее поглубже в черную воду. Оттолкнулся, пинком посылая вертящуюся в воде тушу навстречу преследователям. Тварь яростно орала – ее пронзительные визги походили на страстную ругань. Три другие твари завизжали в унисон, как бранящиеся девчонки, затрясли черно-рыжими патлами и, длинными прыжками перелетев через неожиданное препятствие, ринулись в погоню.

От рокота шаманского бубна окрестные черные скалы мерно задрожали. Послышался треск ломающегося камня, и крупные валуны посыпались с иззубренных вершин, еще в падении складываясь в каменные фигуры. Вот на здоровенный валун туловища плюхнулся округлый булыжник головы, несколько окатышей сложились в руки, нетерпеливо ерзая, как живые, валуны подпихнулись под туловище – и троица каменных великанов один за другим поднялась на ноги. Ничем, кроме громыхания бубна, не скрепленные камни скреблись друг об друга и норовили соскользнуть, но тем не менее не падали. Пошатываясь и вихляясь, как танцоры, слепленные из камней фигуры двинулись навстречу Огненным тварям.

– Ш-ш-ш! – скаля мелкие, но острые зубки, длинноволосая тварь выпрыгнула на берег.

Поистине каменный кулак врезался ей в челюсть. Раздался громкий стук – тварь отшвырнуло чуть не на середину Озера. Мерно молотя каменными ручищами, великаны двинулись на нападающих. Тварей отбросило прочь от берега, они рванули обратно по поверхности черной воды…

– Стойте! – завопил Донгар, теряя ритм бубна, но было уже поздно. Преследующие тварей великаны дружно шагнули с берега в черную воду.

– Бульк! Бульк-бульк! – они еще двигались, продолжая размахивать пудовыми кулачищами, но маслянистая черная жидкость уже медленно расступалась, затягивая их на дно, если, конечно, у этого Озера было дно. Рыжее пламя вспыхнуло с удвоенной силой, коптя еще виднеющиеся над водой круглые булыжники голов. Сквозь пелену алых сполохов отчетливо видны были готовые к броску твари. Ждали, когда грозные великаны потонут окончательно. Позади них из пылающей черной жижи с хлюпаньем выбиралось притопленное Хакмаром чудище. Морда у него была совершенно разъяренная.

– Уходим! – закричал Хакмар. – Донгар, вытаскивай нас отсюда!

Бубен сорвался на запредельный ритм. Каменистый берег под ногами выгнулся потягивающейся таежной кошкой и сильно долбанул под пятки. Испуганным глазам медведя предстали летящие навстречу серые мглистые небеса. Снизу донесся визг и скрежет беснующихся тварей. С глухим чмоканьем медведь врезался в клубящийся серый туман, задрыгал лапами, подтягиваясь наверх… Его закрутило в черном водовороте… фыркая и судорожно разевая пасть, он всплыл среди медлительных вод Великой реки. Голубоволосая девчонка и оба ее приятеля, вытянувшись в струнку, легли на неспешно катящие воды – шаман крепко прижимал к себе бубен – и понеслись вверх, навстречу течению, будто какая-то сила волокла их. Мгновение – и они скрылись в клубящейся у берегов туманной мгле. Медведь забил лапами, рванулся, пытаясь последовать за ними, но течение швырнуло его обратно. Медведь напрягся изо всех немалых сил, пытаясь противостоять напору Великой реки…

– Не пыжься, из шкуры выпрыгнешь, – раздался сзади девичий голосок.

Медведь позволил течению развернуть себя. Прямо на поверхности Реки, на непрозрачном блестящем зеркале черной воды стояла старуха в белых одеждах. Ее собственные седые космы были туго перевиты черными накладными и обильно увешаны золотыми побрякушками в виде гусей и зайцев. Лицо походило на кору старого дерева, такое же коричневое и морщинистое. Только глаза сверкали из-под свисающего на лицо угла платка совсем по-молодому.

– Это я тебя задержала, – сказала старуха. – Поговорить надо.