Олег Яковлев - Мартлет и Змей

Цыгане надежно удерживали свою часть улицы, забаррикадировавшись за четырьмя поставленными в ряд и укрепленными с бортов фургонами. Захватив цирюльню и большую часть улицы Хардинг, эльфы начали засеивать перегороженную улицу стрелами. Ар-ка по возможности отвечали – били прицельно из тяжелых арбалетов (спасибо господину барону за снаряжение) и собственных недальнобойных самострелов. Потери были тяжелые – за одного врага приходилось расплачиваться зачастую пятью отданными жизнями. Способных сражаться мужчин на позиции оставалось все меньше.

Поэтому, когда со стороны цирюльни, где находились позиции эльфийских стрелков, донесся полный тоски и горя крик, от которого мгновенно нестерпимо разболелась голова, цыгане, несмотря на мучительные спазмы в висках, сразу воспряли духом, решив, что все враги пали, угодив в расставленную для них Огненным Змеем ловушку. Стрельба и в самом деле прекратилась. Но вскоре со стороны цирюльни показалась облаченная в пурпурный и черный цвета фигура. Незнакомец в одиночку шел прямо на их линию обороны, ничуть не страшась летящих навстречу стрел и болтов. За спиной у чужака развевался бесформенный, меняющий очертания плащ, уродующий его образ и делающий похожим скорее на какого-то призрака, нежели на эльфа или человека.

Один из оборонявших позиции ар-ка навел на, казалось бы, ничем не защищенную цель арбалет, но так и не сумел спустить крючок, встретившись с призрачной фигурой глазами. В тот же миг с ним что-то случилось. Это «что-то» заставило молодого и здорового парня схватиться за сердце и без сил осесть на мостовую.

– Милош, ты что? Тебя ранили?

Старый Карэм с тревогой посмотрел на боевого товарища. Ни свиста стрелы, ни звука удара он не услышал, и тем не менее молодой цыган побледнел так, словно кто-то запер его в худшем из его ночных кошмаров.

– Эти глаза… Холод… – едва дыша, прошептал тот.

Опомнившийся старик бросился к товарищу, подхватил на руки и осторожно уложил на камни, после чего принялся яростно растирать вдруг покрывшуюся колючим инеем кожу, но все было тщетно – цыган уже не подавал признаков жизни. Этот жуткий незнакомец, идущий на них, одним только взглядом лишил человека жизни. Было в подобном чародействе что-то от выродков-носферату, древних врагов народа ар-ка, но даже самым могущественным вампирам надо было все же коснуться своей жертвы хотя бы пальцем, а здесь… Злой на все и вся Карэм поднялся в полный рост над телегой и, почти не глядя (не хватало еще встретить глазами собственную погибель, как Милош!), разрядил свой самострел в сторону неведомого врага.

Он так и не увидел, попал или нет, – внезапно силы стали стремительно оставлять ар-ка. Тому, кто приближался к баррикаде, вовсе не нужно было заглядывать жертвам в глаза, чтобы выпустить из их тел все до последней капли жизненные соки. Он вовсе не был вампиром и не пил чужой крови, твари ночи и обитатели Терновых холмов посчитали бы его безумцем, проливающим бесценную жидкость напрасно. И древние слова проклятий, что шептал умирающий старик, не могли причинить этому созданию вреда больше, чем самый обычный порыв ветра.

Цыгане оседали на борта перевернутых фургонов один за другим, роняя оружие и бессильно опуская руки. Не сговариваясь, они все будто решили вдруг разом уйти из жизни – настолько сильная, властная и исполненная черной злобы воля исходила от того, кто в полном одиночестве приближался к ним. В одной руке у бледной фигуры сверкал зеркальный меч с белой костяной рукоятью, в другой незнакомец держал за призрачные волосы отрезанную женскую голову, направляя ее неживой взгляд на всех, кто попадался ему навстречу.

– Ты их не получишь, эльфийская тварь! – закричал вайда, поднимаясь последним, – весь его табор уже не мог бы пошевелить и пальцем, покорно расставшись с жизнью.

В руках цыган сжимал длинный кнут с вшитыми по всей длине плети острыми бляшками – осколками треснувших магических медальонов и оберегов. Харман знал, что созданное против тварей ночи оружие когда-нибудь пригодится. Сейчас он стоял на ногах лишь благодаря охранной силе этих старых вещей.

– Умирай, человек, – прошелестел бесстрастный голос.

Эльф явно не понимал, почему один из этих ничтожных варваров все еще не желает отдать ему свою душу. Это ведь так глупо и расточительно – делиться с Черным Богом из Печальной Гавани, нет, он заберет всех мертвых себе, он найдет им лучшее применение, например, в качестве лишенных воли гребцов на черных кораблях с пурпурными парусами. Тогда он сможет не просто плыть по течению реки Смерти, но и выбирать себе направление…

– Попробуй, как тебе угощение ар-ка! – закричал вайда, яростно размахнувшись кнутом.

Это был его час – ниспосланная богами возможность отомстить за жену и детей. Самоуверенный враг подошел уже достаточно близко. Раздался щелчок бича, и взвившийся кнут разрезал воздух над головой эльфа. Тот отреагировал молниеносно – острый меч взметнулся в ответ. Поймав на лезвие хлыст, клинок рассек плетеную кожу надвое, и все же даже такой нечеловеческой реакции оказалось недостаточно – отсеченная часть кнута успела, будто живая, обмотаться вокруг бархатного воротника.

Эльф захрипел и, выронив меч, схватился рукой за горло, пытаясь ослабить захват. При этом он без единой эмоции на лице, словно какой-нибудь не ощущающий боли и страха голем, шаг за шагом продолжал приближаться к цыганскому вожаку, подняв перед собой мертвую голову баньши: эльф справедливо полагал, что, разобравшись с цыганом, он легко порвет и душащие его объятия.

Но у вайды еще оставалось кое-что в запасе. Харман зашептал слова, и острые осколки магических оберегов стали срываться в полет, покидая хлыст. Один за другим металлические, стеклянные и каменные обломки древних магических амулетов взмывали вверх и, точно каленые наконечники стрел, вонзались в тело эльфа. С каждым новым ударом тот двигался все медленнее, маленькие осколки медальонов повисали на его одеждах, будто бы приклеившись, – так вгрызается в шкуру свора собак, которую спускают на медведя. Но и сам вайда при этом слабел. Лишаясь оберегов, он раскрывал себя перед исходящей от врага темной магией.

Выпустив в полет последние сверкающие осколки, Харман свалился на землю, глаза его закатились, а заледеневшую кожу мгновенно покрыл белый иней. Но и эльф не прошел дальше ни шага – он, словно с подрезанными сухожилиями, вдруг резко подломился и рухнул на мостовую.

Мертвую тишину улицы неожиданно нарушили негромкие человеческие стоны. Один за другим лежащие в разных позах ар-ка, кряхтя, кое-как вставали на колени и пытались подняться на ноги, все еще шатаясь от пережитого. Это было так тяжело – вновь обретать волю к жизни, убеждать себя, что в этом мире еще осталось хоть что-то, за что стоит держаться.