Олег Яковлев - Мартлет и Змей

На опушке были разожжены костры, охотники грелись подле них. Здесь же присутствовал и главный ловчий барона, лесничий Малкольм Турк. Его седые волосы и борода были жутко спутаны, а на лице темнели морщины, но свое дело он знал хорошо. Повадки зверя старик изучил куда лучше, чем придворный этикет, должно быть, поэтому в замке он чувствовал себя не слишком-то уютно. Зато здесь, среди коряг и кустов, он был истинно в своей тарелке. Чаща была его домом, здесь он знал каждую тропу, каждое дерево. Никто не мог заготовить зверя лучше, чем старый Турк, за что он не зря получал свое жалованье и пользовался уважением как любителей псовой охоты, мужчин из семьи Бремеров, так и предпочитающих соколиную охоту леди. Помимо ухода за угодьями, старик и его люди стояли на страже леса, отлавливая, кроме зверья, еще и браконьеров.

И хоть барон Танкред сам охотиться не любил, считая это увлечение излишней тратой времени и сил, да к тому же неоправданным риском, но всякому запрещал убивать диких зверей в своем лесу. За браконьерство он карал столь же строго, как и все остальные вельможи Ронстрада, почитающие охотничьи угодья, расположенные в непосредственной близости от родового замка, личной неприкосновенной собственностью. Так, однажды лесники барона поймали в чаще двух простолюдинов, подстреливших косулю. Помнится, злобный Олаф придумал им весьма веселое наказание: с разрешения Танкреда его младший брат заставил бедняг охотиться друг на друга до тех пор, пока один не прирезал ножом другого. Победителя же, в свою очередь, стражники повесили на Дубе Справедливости в Теале за убийство. Так что редко кто отваживался преступить границы этого леса, направив стрелу на оленей его светлости.

Давно в замке не объявляли травлю, целых три седмицы никто из родственников барона не мог допроситься позволения протрубить в рог с Охотничьей башни, поэтому старый лесник несказанно обрадовался, когда получил весть от Олафа Бремера. Главный ловчий еще к ночи отправился в лес, чтобы заготовить зверя. Сейчас все уже было исполнено, и он подошел к господам, склонившись в поклоне.

– Где он, Малкольм? – спросил Олаф, не слезая с коня.

Рыцари за его спиной поспешили утолить жажду водой и вином из бурдюков – они знали, что погоня будет долгой и утомительной.

– Вепрь рыщет на севере, близ лощины Двух Желудей, милорд. Прикажете начать травлю?

Олаф грозно оглядел поляну, поудобнее перехватил копье и кивнул.

Ловчий направился к псарям, отдал им приказ, и те спустили собак.

Свора, состоящая из трех десятков борзых и гончих и пары аланов маркиза, рванулась под деревья, и ее хозяева тут же отстали. Заливистый лай говорил о том, что собаки уже почуяли зверя, несмотря даже на то, что охотники едва лишь направили их на след.

– Вперед, Олаф! – Маркиз поднял копье. – Загоним-ка нашего клыкастого друга!

– Так уж и быть, Сегренальд. – Олаф рванул шпоры и устремился вперед. – Но первый удар по загривку вепря – мой!

– Это мы еще поглядим, чей удар будет первым, – прошептал Сегренальд и последовал за родственником.

Свита веселой и шумной гурьбой двинулась следом. Рыцари начали преследование, а оба лорда были уже далеко впереди всех, будто бы обезумев от чувства соперничества и азарта погони. Их кони летели корпус в корпус, их взгляды были устремлены лишь на неверную лесную землю. Вскоре другие охотники сильно отстали. Псы подвывали где-то в чаще, к лаю примешался еще один звук: низкий, утробный и ворчливый – голос зверя. На пути лордам попались тела двух разодранных на куски собак.

«Слава Хранну, это не мои!» – подумал Сегренальд.

Олаф неистово гнал коня, помимо шпор используя еще и хлыст. Лорд Луазар никак не мог его догнать. Погоня была утомительной, хотя только началась. Вепрь несся в чащу, гонимый псами, выхоленной сворой Бремеров. Всадники следовали на рев аланов (эти собаки не просто лаяли, их голоса походили на львиный рык), их взмыленные кони исходили пеной. Лишь краешком глаза Сегренальду удалось один раз заприметить бурую шкуру вепря, после чего тот снова скрылся из виду. Во время погони маркизу попались еще три собаки, растерзанные чудовищными клыками.

Завидев, что впереди земля обрывается, лорд Луазар натянул поводья, но не успел вовремя остановить коня, и его скакун перелетел через край урочища. Совершив длинный прыжок, конь приземлился на ноги уже на дне распадка – благо, склон был пологим, а ложбина – неглубокой. То была лощина Двух Желудей – окруженная деревьями прогалина меж холмов. Дно ее было покрыто ковром из опавших листьев, в некоторых местах были грязные лужи – идеальное место для дикого кабана. Примерно в середине впадины гордо произрастали два могучих дуба с объемистыми кронами и множеством узловатых корней, выбивающихся из-под земли.

Маркиз больше не слышал собачьего лая. Он огляделся и с удивлением понял, что остался один. Олаф, который до этого несся впереди него, куда-то исчез: затихло болезненное ржание его лошади, не было слышно ругани, которой сопровождались подгонявшие ее удары хлыстом.

Спокойная лощина могла таить в себе любую опасность, и Сегренальд, согнувшись в седле, вглядывался в следы на влажной земле. Крепче сжав копье, несмотря на боль от ожогов, маркиз направил коня медленным осторожным шагом, особое внимание уделяя корням деревьев. Ничто не выдавало присутствия зверя, ни один куст ежевики не шевельнулся, ни одна веточка на земле не треснула – лес здесь будто спал. Постепенно Сегренальд оказался в самом центре прогалины, и если на опушке солнце еще кое-как светило, с трудом пробиваясь сквозь пелену серых туч, то здесь царил полумрак, создаваемый красно-золотистой листвой над головой.

Маркиз так и не услышал ни звука – вепрь не зарычал, не фыркнул… Охотник даже не понял, как монстр смог подкрасться незамеченным. Конь вдруг дико заржал. Неожиданный удар последовал сбоку, и он был настолько силен, что лорд вылетел из седла и упал на траву. По спине будто прошлись вишневыми дубинками – она вся превратилась в один сплошной ушиб, но он, слава Хранну, не сломал себе шею и, кажется, мог даже двигаться. Ножны с клинком валялись в стороне – при падении каким-то образом порвался ремень перевязи.

Конь маркиза был менее удачлив – бедное животное с жутким хрипом рухнуло, а на его боку зияла огромная рваная рана, оставленная клыками чудовища. Обреченный скакун несколько раз дернулся в конвульсиях и перестал шевелиться.

Вепрь глядел на распростертого человека и рыл копытом землю. Сегренальд остался один на один со зверем. Огромная туша размером едва ли не с медведя, каждый клык с руку длиной, жесткая бурая щетина торчит во все стороны. Лорд схватил лежавшее подле копье и осторожно поднялся на ноги. Рука его нашаривала что-то на поясе…