Олег Угрюмов - Все демоны: Пандемониум

Опальный демон временно оставил ди Гампакорту и пропадал в «Расторопных телегах», кувшинами поглощая напиток своего имени, — напивался на будущее, как он сам пояснял, на тот случай, если будущего у него больше нет.

И даже скрупулезный Нунамикус Пу все больше сидел за конторкой, устремив невидящий взгляд в пустоту, и не щелкал счетами.

Зелг сосредоточенно грыз пальцы, запершись в собственной спальне. Как бы ни был он далек от военного дела, но не требовалось особенных талантов, чтобы предвидеть следующее развитие ситуации: если он попытается уклониться от прямого столкновения с легионами Преисподней, те просто обрушатся на Тиронгу, на Булли-Толли, на ни в чем не повинных мирных граждан. Этого он допустить никак не мог.

И отказаться от беспокойного наследства предков тоже совершенно невозможно.

Во-первых, слишком велико могущество Кассарии, чтобы бездумно разбрасываться ею.

Неприлично так отзываться о малознакомых особах, стремящихся получить во владение исконную вотчину черных магов, но горькая правда заключается в том, что многие из них вовсе не намерены посвятить свою жизнь добрым делам. Более того, они, кажется, решительно настроены захватить чужое наследство и использовать его в корыстных целях. Уму непостижимо, но так оно и есть.

Зелг да Кассар никогда не считал себя по-настоящему достойным своего высокого титула и не мог всерьез воспринимать себя как могущественного некроманта — подателя жизни и смерти, властителя чужих судеб. Время от времени ему приходило на ум отказаться от трона Кассарии в пользу кого-то более достойного, но все достойные встретили бы подобное предложение категорическим отказом; а все, кто согласился бы сразу, не задумываясь, не представлялись ему достойными.

Как ни крути, прав дедушка — это его долг, его священная обязанность, кому же, как не ему, и отдуваться.

А во-вторых и главных, молодой герцог не мог да и не желал забыть смешные конопушки и ласковый взгляд прекрасных голубых глаз, ради которых он был готов перевернуть небо и землю.

В любой ситуации, как учат нас духовные наставники, обязательно следует поискать положительные моменты. Если не нашел — поищи получше. Опять не нашел — посмотри с другой стороны, может, они там завалялись. В самом безнадежном случае рекомендуют напиться до стадии полного слияния с космосом. Тогда мир заиграет новыми красками. Или окончательно исчезнет из виду и перестанет раздражать проблемами, что тоже можно считать неплохим результатом.

Жизнь — это искусство извлекать утешительные выводы из неутешительных событий.

Зелг старательно думал, что в данном случае следует считать положительным моментом. На ум приходила только старая студенческая шутка: «Думаешь, хуже некуда? Успокойся! Будет и хуже». Но эта мысль не принесла мира и спокойствия его измученной душе.

Хорошо Юлейну — у него есть верная и преданная Кукамуна, которая ни за что не покинет своего супруга; и когда он думает об этом, даже конец света в сравнении кажется ему небольшой бедой.

У молодого некроманта не было такой же надежной спасительной гавани.

Ну, гавани, возможно, и не было. Зато имелся в наличии преданный каменный дворецкий — хранитель традиций, поборник правды, блюститель порядка. Знающие люди сразу скажут вам, что это гораздо больше, чем несокрушимая твердыня и огромная армия. Вкладывайте ваши надежды в этот банк, и он оправдает ваше доверие, совершив все возможное, невозможное и даже более того.

Гампакорта и Мадарьяга придерживались того же мнения и потому часами торчали в апартаментах, которые занимал Думгар, что-то горячо обсуждая с невозмутимым домоправителем.

Собственно, он и подал дельную идею, которая оживила замок и заставила его обитателей улыбнуться впервые за целые сутки, показавшиеся им мрачным столетием.

Проведя в грустных размышлениях всю ночь, Зелг решил помириться с Узандафом. Возможно, в чем-то дедушка бывал не прав, но все же свинство — грубить беззащитному старичку, хлопать дверями, устраивать безобразные сцены. Где его выдержка? Где его воспитание?

Молодой герцог рисовал себе картины одна безотраднее другой. Вот седобородая мумия, завернувшись в свой халат и шаркая туфлями, уходит в ночь, в бездну, в никуда. У него даже слезы на глаза навернулись, когда он представил себе последний, прощальный взгляд, брошенный бедным дедушкой на замок, в котором он испытал столько горя и радости.

А вот дедушка, бессильно свесив сухонькие ручки, сидит в своем любимом кресле, в библиотеке. Занимается рассвет, но Узандаф его больше не увидит, потому что его старое сердце разорвалось, не вынеся упреков жестокого и несправедливого внука. Широко открытые глаза мумии устремлены на двери — до последней минуты он ждал, что его мальчик, его кровинушка, придет, чтобы утешить старика. Но тщетно.

Или — еще того хуже: нелепый, комичный, едва передвигающийся в доспехах, которые он носил еще при Пыхштехвальде, Узандаф Ламальва да Кассар ковыляет в битву, волоча за собой неподъемный меч. И какой-то рогатый демон, жутко оскалившись…

Тут Зелг чуть не разрыдался, выскочил из своих апартаментов и со всех ног помчался в библиотеку, моля небеса только об одном — чтобы дорогой дедушка оказался жив, здоров и на месте.

Обычно люди жалуются, что в небесной канцелярии все время что-то путают, работают спустя рукава, заказы выполняют с огромными задержками и аховыми погрешностями. Поэтому наш случай логично будет занести во все анналы как уникальный в своем роде. Небеса прислушались к просьбе молодого некроманта и исполнили ее с небывалой старательностью.

Правда, сперва он этого не понял.

Из-за дверей доносились невнятные горестные крики и стоны, и сердце Зелга рухнуло куда-то вниз, а в животе образовалась огромная холодная дыра. «Все! Опоздал!» — мелькнула жуткая мысль. Сейчас он переступит порог и увидит, как безутешные друзья оплакивают бездыханное тело…

В отчаянии герцог даже не сообразил, что бездыханным тело престарелого родственника стало еще в незапамятные времена, так что, строго говоря, плакать по этому поводу сегодня в голову никому не придет. Но разве способен рассуждать здраво тот, кто вот-вот услышит горестное известие?

Он осторожно приоткрыл двери.

Крики усилились.

— Как ты мог?! — вопил доктор Дотт с такой тоской, что некромант попятился. — В такой момент, когда ты был нужен мне больше всего?

— Полно, полно благородный друг, — послышался другой голос, в котором герцог узнал Уэрта да Таванеля. — Крепитесь, вы же мужчина. Я тоже полон скорби и отчаяния, но это еще не конец.

— Это не конец?! — взвыл доктор. — Хотел бы я знать, что вы тогда считаете концом?