Олег Угрюмов - Все демоны: Пандемониум

— Что-то я хотел сказать тебе, Зелг, — внезапно заговорил дедушка Узандаф. — Что-то крайне важное. Помню, что хотел, а что хотел — не помню. И давеча собирался с тобой поговорить… Ну да ладно.

Если бы Думгар не отвлекся в этот момент на общение с доктором Доттом, который мялся и смущался, но отказывался признаться, что они с Кехертусом притащили в замок нынче утром, голем обязательно напомнил бы старому герцогу о его долге перед наследником. Однако Думгар был очень занят, выколачивая из призрака признание, что весьма трудно по техническим причинам. Почуяв, что друг настроен более чем решительно и шутками тут не отделаешься, доктор Дотт просто улизнул с поля битвы, втянувшись в узкую бойницу в стене донжона. Голем потопал следом, намереваясь пролить свет на эту мрачную тайну.

Что же до феи Гризольды, о которой, вероятно, уже беспокоится наш добросердечный читатель, то она стала жертвой собственной невнимательности. «Нора отшельника» рассчитана на прием маленькими, аккуратными порциями. Даже в этом случае божественная жидкость дарует несколько часов крепкого сна. Принятая же целиком, бутылка обеспечила неосторожной фее сутки тишины и покоя, и потому разговор с герцогом да Кассаром был отложен по не зависящим от нее причинам.

А утренним газетам, которые обычно читали за завтраком, на сей раз нашлось совсем иное применение: воспользовавшись переполохом, учиненным Мардамоном, Бумсик и Хрюмсик слегка закусили ими перед тем, как приступить к основательному поеданию желудей.

Если люди будут знать, что вы встаете с жаворонками, вам обеспечена прекрасная репутация. А если к тому же подобрать себе толкового жаворонка и как следует с ним поработать, то вы легко добьетесь, чтобы он не подавал голоса раньше половины десятого.

Согласитесь, что бесконечное чередование дней и ночей внушает некоторую уверенность и придает сил: солнце встает каждое утро, невзирая ни на какие обстоятельства, думаем мы. Надобно и нам вести себя подобным образом. Нельзя сказать, что на веки вечные заведенный порядок окрыляет нас, но безусловно ободряет. И потому мироздание уже не может от него отказаться даже там, где ему бы иногда и хотелось.

Итак, к нашим героям пришел новый день. Очередное прелестное пасторальное золотисто-розовое утро, наученное горьким опытом не обольщаться по поводу временной тишины и спокойствия, осторожно наступило в кассарийских владениях.

И вновь защебетали звонкие пташки, радуя чувствительные души пучеглазых бестий. И опять-таки вспорхнули над тяжелыми от росы цветами первые мотыльки.

И героические хряки Бумсик и Хрюмсик — в новых стильных ошейниках, украшенных золотыми медалями «За отвагу в бою», — позевывая, облюбовали себе полянку, на которой обнаружилась масса вкусных и познавательных вещей.

Животворящие лучи не успели проникнуть во все закоулки, кое-где все еще царили сумрак и прохлада. А неутомимые пейзане уже спешили к своим цветущим агрипульгиям. Отцы семейств широко шагали по дороге, принюхиваясь к многообещающим ароматам, несшимся из пестрых плетеных корзиночек, в которые заботливые жены упаковали им обед.

Шустрый молодой гоблин, недавно принятый на службу в местное почтовое отделение, почтительно положил кипу утренних газет перед входом в господский дом да Кассаров и тоскливо вздохнул, глядя на невозмутимых охранников, закованных в черные с серебром латы (после вчерашнего инцидента герцог распорядился выставить у дверей стражу). Он всегда мечтал очутиться на их месте, но непреклонный Думгар определил его в помощники почтальона, а гоблин плохо представлял себе того безумца, который рискнул бы спорить с герцогским домоправителем.

На самом деле такой безумец существовал и в сей утренний час попивал свежайший эфир, придирчиво наблюдая за тем, как крохотные домовые чистят его черный кожаный халат, в котором он намеревался явиться к первому завтраку. Ему предстояла долгая и упорная баталия по поводу давешнего свертка, и Дотт размышлял, какой бы животрепещущей темой отвлечь приятеля от обсуждения этой истории. Впрочем, судьба улыбнулась ему: на днях в Кассарии должно было состояться важное и по-своему знаменательное событие, и призрак надеялся, что оно полностью завладеет вниманием дотошного голема.

Заскрипело огромное колесо водяной мельницы, и приветливый скелет мельника Вафары возник на пороге, раскланиваясь с односельчанами, приехавшими к нему смолоть муку.

Какой-то тритон, одержимый идеей выиграть всениакрохский конкурс исполнителей фольклорной музыки, вылез из озера и, устроившись на замшелом камне, еще прохладном с ночи, принялся репетировать мелодию, совершенно неузнаваемую в его исполнении. Он вдохновенно дул в витую раковину, но не забывал при этом поворачиваться вслед за утренним солнцем, чтобы придать своему мускулистому торсу неповторимый золотистый загар. Житейский опыт подсказывал ему, что рельефные мышцы и безупречный оттенок кожи, равно как размер и цвет спинного плавника, гораздо чаще покоряют сердца капризных наяд, чем лирические мелодии.

На маленьком флагштоке у харчевни «На посошок» заплясал на ласковом ветерке черный с серебром флаг кассарийских некромантов, оповещающий всех лично заинтересованных о том, что божественная бульбякса, хмельной сидр и куркамисы с этой минуты стали общедоступны. Вальяжный Гописса смахнул со столешницы несуществующую пылинку и утвердил в центре стола высокий серебряный кувшин и четыре кружки с затейливым узором: он ожидал гостей — кузнеца Альгерса, старосту Иоффу и троглодита Карлюзу — на скромный дружеский завтрак.

В баре «Расторопные телеги» лихорадочно готовились к традиционному ежедневному визиту генерала Такангора Топотана со свитой кентавров, и десяток рыжих недовольных крыс под управлением кобольда Фафетуса и легендарного основателя сего заведения — ныне здравствующего покойного Нунамикуса Пу, восседавшего за высокой кассой в золотых очках, — суетились вовсю.

Нунамикус, восставший из мертвых по призыву своего повелителя в тяжелые дни нашествия тиронгийской армии, после окончания войны не пожелал возвращаться на тот свет, а остался на этом, с семьей. Вернулся он и на прежнюю должность, в результате чего несказанно довольный сим обстоятельством герцогский домоправитель Думгар отметил резкое увеличение суммы налога, поступающего из доходного и прежде бара.

Что же до самого рачительного голема, то он как раз наблюдал за слугами, накрывавшими к завтраку на открытой террасе господского дома. А благородный Такангор был разбужен громким голосом древнего инстинкта, который безошибочно подсказывает минотаврам, что завтрак (обед, ужин или закуску, чтобы продержаться до завтрака, обеда, ужина) вот-вот подадут.