Елена Звездная - Принцесса особого назначения

– Аршхан запомнил запах… Другой не должен касаться, – пальцы провели по моим губам. – Никто не должен касаться Ранари…

– Это вместо «дорогая, я буду скучать»? – я нашла в себе силы возмутиться, что было непросто после таких прикосновений.

– Скучать не буду, – Аршхан выпрямился в седле, насмешливо улыбнулся и напомнил: – Глаза!

Я закрыла, а вот остальные на площади нет. Прорываясь сквозь толпы ослепленных и одновременно восхищенных людей, я злилась. Весьма и весьма сильно. Скучать он не будет! Я вот тоже не буду!

Подойдя к главным воротам дворца, с неудовольствием заметила, что краска после нашей недолгой зимы облупилась! И теперь наши золотые ворота выглядят несколько обшарпанными, но почему-то никто не озаботился данным фактом. И это мгновенно разозлило, заставив забыть об орке. Я возмущенно посмотрела на стражников. Они столь же возмущенно на меня… Потрясающе.

– Офицер Лемли, офицер Патирсан, как долго вы собираетесь испытывать мое терпение? – ледяным тоном поинтересовалась я.

Отец приучил меня запоминать имена офицеров стражи, настаивая на том, что это позволяет лучше их контролировать. Их лица меня несколько позабавили, но недостаточно для того, чтобы я забыла о данном промахе.

– В-ваше в-высочество? – промямлил тот, кто третий год подавал письма с прошением о переводе на более спокойную должность.

– Я вас слушаю, офицер Лемли! – В моем голосе отчетливо проявилась ярость.

– Н-нет… н-ничего… р-рады в-вас видеть, ваше величе… высочество! – стражники разом склонились, затем торопливо открыли ворота.

Ну, вот я и дома… здравствуй, преисподняя!

Разъяренной фурией я шла по дворцовым аллеям, стараясь не реагировать на вздохи, ахи, охи и перешептывания придворных. Ненавижу их, они неизменно отвечают взаимностью. Когда-то я думала, что после наследования трона выгоню всю эту стаю прихлебателей прочь, а сейчас… Динар Грахсовен сумеет сделать это вместо меня. И вот что меня еще бесило – где садовник? Почему сухие веточки валяются на дорожках, а листья усеивают землю?

Я продолжала гордо шествовать по дорожкам, пока не расслышала один из шепотков: «Кто это?» Невероятно! Меня не узнали! Как вообще такое возможно?

– Лорды и леди, – я резко развернулась к разряженной в кружева, шелк и бархат толпе лживых прожигателей жизни, – меня возмущает факт вашей невоспитанности! Видимо, моральный облик дворян станет моей главной задачей на предстоящие месяцы!

Они побледнели! Все и разом! Да, вот к таким придворным я привыкла! И вообще, я злая и очень люблю мстить! Неуверенные реверансы и поклоны, и полные недоверия взгляды. Все еще не поняли… Что ж, пусть данная загадка заполняет их недалекие умы.

Не люблю придворных, ничего не могу с этим поделать. А может, просто все дело в зависти, которую я всегда испытывала к этим прожигателям жизни – моя жизнь была совершенно другой. До пятнадцати лет я была предоставлена няне и министру Аверу, который самолично выбирал для меня учителей. Няня учила вышивать и управлять прислугой, преподаватели вдалбливали знания по истории, политологии и генеалогии. Никто, кроме Авера, не ждал от меня высоких достижений, но так я хотя бы не мешала никому. Обучение Лорианы было иным – танцы, риторика, литература, философия, этикет. Лору готовили как невесту для нашего кесаря, а меня как… жену консорта. Все изменилось ранней весной в день четырнадцатилетия Лоры. Ее прекрасную и цветущую, первую красавицу Оитлона и гордость родителей, кесарь отверг, едва взглянув. Молча прошел мимо, а моему отцу было приказано представить вторую дочь ко двору Прайды. Вот так олицетворение поговорки «в семье не без урода» было представлено кесарю Араэдену.

В тот день меня провели к кабинету правителя, и отцу было приказано не входить, в то время как перепуганную до икоты меня втолкнули в проход. И пришлось идти по сверкающему белому ковру к сидящему за столом из хрусталя Великому Араэдену. Сказать, что вид кесаря поразил меня с первого взгляда, это ничего не сказать. Высокий, худощавый, с длинными белоснежными волосами, но самое страшное – глаза. В придворных кругах поговаривали, что кесарь не от мира сего, и тогда, глядя в его глаза, я была вынуждена согласиться со слухами. Действительно нечеловеческие очи, как два замороженных кристалла, они даже сверкали гранями. И взгляд был страшный, словно кесарь видел все насквозь, и в то же время он будто смотрел сквозь меня, словно не замечал.

Склонившись в реверансе, я простояла так немало времени, пока не услышала раздраженное:

– Какая издевка судьбы! – прошипел кесарь. – Какая жестокая насмешка!

Не знаю, как я смогла сдержать слезы. Спина к тому моменту уже болела, ноги затекли, а приходилось выдерживать все то же корявое положение низкого реверанса, потому как ни разогнуться, ни заговорить в присутствии кесаря без его дозволения не разрешалось.

– Ступайте, айсира Катриона, – словно сжалившись, приказал правитель Прайды, – и пригласите вашего отца.

Отец мой был удостоен куда менее продолжительной аудиенции.

В результате нескольких слов, произнесенных кесарем, мое положение при дворе Оитлона кардинально изменилось. О вышивании пришлось забыть, об отдыхе и чтении приключенческих романов также. Отныне началось обучение, соответствующее положению наследницы престола. Обучение с раннего утра и до поздней ночи, и теперь в круг предметов входили и экономика, и ораторское искусство, и риторика, и даже свои записи отец предоставил для изучения. Так прошел год, спустя указанный срок я удостоилась повторной аудиенции у кесаря.

– Отныне все внешнеполитические интересы Оитлона будете курировать вы, – ледяным тоном сообщил Великий Араэден, – на заседаниях Совета Альянса Прайды я также желаю видеть именно вас. Слушайте тех, кто старше и опытнее, делайте выводы и учитесь на чужих ошибках, стараясь не совершать собственные. Вам очень многое дано от рождения, айсира Катриона, но еще больше вы сможете взять сами. Ступайте, и пригласите вашего отца.

Король Оитлона, после опять же скоропалительной аудиенции, вышел из кабинета кесаря несколько бледный, и вот так я узнала, что являюсь полномочной наследницей Оитлона. С одной стороны, меня это несомненно обрадовало, с другой стороны – радовало так же, но отныне у меня совершенно не оставалось времени на что-либо, кроме обучения и ведения текущих государственных дел. И, несмотря на изменение моего положения при дворе, отношение ко мне осталось неизменным – меня ненавидели, презирали и опасались.

Уродина, утырка, отродье, стерва, тварь – это и многое другое мне приходилось неоднократно слышать за своей спиной. Мама, которая теперь была вынуждена уделять мне время, старалась вообще не смотреть на свою старшую дочь. Однажды, еще в детстве, я услышала, как она жаловалась одной из фрейлин: «Не могу, не могу ее видеть, как можно быть настолько отвратительной?! И это чудовище породило мое собственное чрево! Ее глаза, губы, нос, овал лица – все по отдельности не так уж и плохо, но собранное вместе… мне стыдно самой себе признавать тот факт, что Катриона моя дочь! Я смотрю на Лору, и сердце радуется – моя красавица, моя радость, моя гордость, а Кат… неловкая, несуразная, толстая, вечно покрыта этими прыщиками, и взгляд такой, словно обвиняет в чем-то! Как отвратительная жаба!» И, пожалуй, это было самое страшное из услышанных мной оскорблений. С тех пор я старалась и не смотреть на маму, и на глаза ей не попадаться.