Array Array - Дьявол начинает и...

- Вы дочь, да? - ко мне подошла немолодая чуть полноватая женщина, с короткими, выкрашенными в бордовый цвет волосами.

- Внучка, - я попыталась улыбнуться, но выдавила из себя только жалкую гримасу.

Женщина слегка отрешенно кивнула.

.- Да, позабыла. Идите, скажите пару слов, пока крышку не закрыли.

Я кивнула и подошла ближе, стараясь не смотреть на тело в гробу, стараясь запомнить бабулю такой, какой она была при жизни, а не...

- Бабушка была... - я задохнулась, но не расплакалась. Упрямо сжала зубы и продолжила. - Была замечательным человеком. Она всегда поддерживала меня, беспокоилась, пыталась помочь, что бы я у нее не просила. Она... Она прожила хорошую жизнь. Не такую долгую, как могла, но... Зато...

- Зато не страдала долго, - прошептал кто-то из стоящих позади меня людей. Многие там были. Несколько соседок, двое бывших бабушкиных сослуживцев, три приятельницы, с которыми бабуля любила болтать по телефону, пока меня не было дома. - Не мучила ни себя, ни посторонних.

К горлу подступили рыдания. Я прерывисто задышала, чувствуя, как по щекам покатились слезы. Решительно подняла руку: вытереть их. Но сдержалась. Так, с мокрыми щеками, и продолжила речь:

- Зато мать мою и меня вырастила, на ноги поставила. Она...

- Детка, перестань, не изводи себя так, - Татьяна Михайловна к моему удивлению вместо обычного осуждения выказала сочувствие. - Если умерла, значит, строк ее к концу подошел.

Сердобольная старушка попыталась меня обнять, но я вырвалась из ее объятий. Подошла еще ближе к гробу, все так же пытаясь отвести взгляд от застывшего тела. Позже и вовсе закрыла глаза. Наклонилась и легко коснулась губами холодного лба.

- Земля тебе будет пухом, бабуля. Земля будет...

Скоренько поднявшись, я отошла от деревянного, оббитого красной тканью гроба, освобождая место другим гостям. Кто по одному, кто по двое они подходили к бабуле и прощались.

- Хорошим человеком Людка была. Всем нам помогала. Никогда не отказывала. У самой, бывало, денег нет, а она...

- Много чего Людмила в жизни сделала. Я вот всегда говорила...

Все новые и новые слова. Людка, Людмила, Горянская... Я будто отгородилась от всего этого. Стояла в стороне, не вслушиваясь, будто говорили они не о моей бабуле, а каком-то совершенно постороннем человеке. Добром, хорошем, щедром...

Бабуля... Бабушка...

Я помнила едва ли не каждый день, проведенный с ней. Они остались где-то в памяти, но где-то очень далеко. Так далеко, что и не добраться. Сейчас же...

Нечто объемное, покрытое белой простыней, выкатили из операционной. Санитар в голубом халате осмотрел длинный, полупустой в этот ночной час коридор и подкатил тележку к нам с Дамианом. Обратился к моему спутнику:

- Вы Горянский?

- Я - Горянская, - опередила я Дамиана. - Это... Горянская Людмила...?

- Сейчас проверим, - санитар резко поднял простыню, показывая мне лежащее на тележке тело.

Бледное, чуть синеватое лицо в обрамлении седых волос, которые бабуля никогда не красила. Заострившееся, будто внезапно похудевшее лицо - скелет, обтянутый кожей. Белесые губы и почти слившиеся с ними такие же белые выглядывающие зубы. Тонкие, выщипанные накануне ресницы. И огромные невидящие глаза. Несколько синяков да багровых кровоподтеков на шее и плечах.

Позади раздался какой-то шум. Но прежде чем посмотреть, откуда он доносится, я провела рукой по бабулиному лицу, закрывая ей глаза.

Сглотнула.

- Она умерла.

Я осторожно накрыла голову бабуле простыней, а затем повернулась к мужчинам. Невесть с чего улыбнулась.

- Это она. Людмила Алексеевна...

Я глубоко вздохнула, возвращаясь из воспоминаний, и едва не подавилась воздухом. Закашлялась, схватившись рукой за грудь. Затем выровнялась, вытерла мокрые от слез щеки и вновь подошла к гробу. Кивнула двум плечистым мужикам, которые как раз без дела ошивались рядом, чтоб закрывали гроб, а затем опускали его в заранее выкопанную яму.

Кто-то сказал:

- Киньте землю в яму, чтобы земля ей пухом была.

Я кивнула. Подошла к горе не то глины, не то песка, которую до того гробовщики выкопали из ямы. Набрала в кулак жменю, бросила в яму. Взяла еще...Еще...

Долгий это был день. Наверное, самый долгий в моей жизни. Похороны, затем поминки... И всюду, куда ни гляну, жалеющие, сочувствующие лица.

- Как же ты теперь одна?..

- Ты, если что, обращайся. У нас и самих с деньгами не густо, но...

Хотелось плакать, кричать: да не нужны мне ваши деньги. Валите к чертям собачим! Куда угодно валите, только оставьте меня в покое! Биться головой о стены и остаться, наконец, в одиночестве. Выплакаться. Забыть...

Но нельзя. Только выслушивать их сочувствие, благодарить...

- Да-да, конечно, я постараюсь...

- Вы не волнуйтесь...

Наконец, меня оставили в покое. С большинством гостей я еще в кафе распрощались, а Татьяна Михайловна меня до двери проводила.

Будто без нее не справлюсь!

Я громко хлопнула дверью и медленно опустилась на корточки подле нее. Наконец, я осталась одна. Наконец...

Слез не было. Весь день я сдерживалась. Задыхалась, но запрещала себе рыдать. Хотела выплакаться в одиночестве, так, чтоб никто... Никто...

Я осталась одна, как хотела, как... А слез не было. Ничего не было! Только горе...

Сзади послышался стук, громкий крик и надоедливая трель звонка. Но какое мне дело до незадачливого визитера? Пошел он к черту!

Новый удар в дверь. Да еще и такой силы, что я через дерево почувствовала. И еще...

- Убирайся! - не поворачивая головы, сквозь зубы прошипела я. Все равно ведь не открою, как ни старайся.

Меня как будто услышали. Стук прекратился. Я улыбнулась, так и не сумев выдавить из себя слезы. Облокотила голову о двери и...

- Вот ты где! - взявшийся из ниоткуда Дамиан резко схватил меня за запястье, поднимая на ноги.

- Откуда ты здесь взялся?! - я икнула от удивления и заслонила рот рукой.

- Я же форточник, забыла? - фыркнул Дамиан. - Кажется, именно это ты своим друзьям из полиции рассказала.

- Не важно! - я отвернулась, быстро отперла замок, а вслед за ним двери. - Уйдешь ты через дверь.

Дамиан резко ее захлопнул. Прижал меня к дереву. Но говорить поначалу ничего не стал. Вздохнул, будто собираясь сказать нечто, чего раньше не говорил.

- Виттория, я не умею утешать. Умею только...

Я не дослушала его. Прервала.

- Мне не нужно, что бы меня утешали. Мне вообще ничего не нужно. Ни от тебя, ни от кого!

- Послушай! - Дамиан скрипнул зубами. - Люди умирают. С этим ничего нельзя поделать.

- Да что ты вообще знаешь?

- Ты права, ничего я не знаю, - Дамиан отошел на шаг. - Люди умирают - это да. Тела предают земле или сжигают - у разных народов по-разному. А души умерших попадают кто в рай, кто в ад. Но я и подумать не мог, что терять кого-то из близких так больно!