Наталия Курсанина - Игра не на жизнь. Проходная пешка

— …все по палаткам… никому не выходить…

Кажется, мы с Доком начали понимать друг друга с полуслова.

— Надо помощь… из города.

— Они не услышат.

— Пошли кого-то! — повышаю голос. Неужели Док не понимает? Он один не справится!

— Кого?! — кричит мне в ответ «добрый доктор». Кричит, потому что понимает, что некого. Никто не в состоянии дойти до города. Все ранены.

Замечаю лежащих неподвижно ребят.

— Док… умерли? — Если он ответит положительно… я не знаю… кажется, я не выдержу.

— Мешали… усыпил… истерика.

Ну, слава богам. Живы.

— Я пошла?

Андрей кивает.

— Да. Осторожно там. Я буду ждать.

Киваю и поворачиваюсь. У нас не так много времени, и медлить не стоит. Всего-то каких-то полчаса. Или все-таки — целых полчаса?! Надежда умирает после Веры и Любви — последней…

~~~

Вроде бы я вывела, вытащила всех, кого смогла. Переступая через трупы, переворачивая их, вглядываясь в лица, закрывая глаза… как бы еще не сойти с ума от этого всего. Но боги миловали… или наказывали… памятью. А миловали рассудком. Док, видя мои ошалевшие глаза, кормил какой-то гадостью. От нее становилось немного легче. Но звуки и цвета теряли четкость. Пару раз я видела этих… эльфов. Издалека, лежа за деревом. Длинные, худые как палки. Они шли по трое. Но ветер и сумрак не давали их рассмотреть получше, а им — заметить меня. В какой-то момент мне показалось, что они ходят по своей территории. Они шли не таясь, не оглядываясь и никого не опасаясь. Страшные эльфы. Напавшие на безоружных детей. Калечившие перепуганных, несопротивляющихся девчонок, самой старшей из которых было не больше двадцати лет. Что же они за звери?! Нелюди! Правильно — не люди! Эльфы…

Портал стал совсем маленьким. Я в последний раз в него протиснулась на коленях. Док попробовал не пустить. Куда там! Хорошо, что из предпоследней партии нашлась пара мальчишек, которые были не сильно покалечены, и их отправили в город. Надеюсь, помощь придет. Док уже не справляется один. Раны шить — это не рубаху зашивать. А еще надо успеть для меня шприцы заправить. Я же не буду под сносящие с ног порывы ветра набирать в шприц лекарство. Да и не умею я. Три адреналиновых шприца уже выпотрошены. Два еще в сумке. Очень надеюсь, что не понадобятся. Те, кому я вкалывала норадреналин, были вытащены буквально с того света. На этот.

Смотрю на часы — пятнадцать пятьдесят две. Еще восемь минут. Пора возвращаться, если я не хочу остаться в этом мире. Прямиком через лагерь Нааля. Оббегать некогда. В грудь тонкой иголочкой вонзилось сожаление об утренней ссоре. Теперь у меня точно не будет возможности извиниться. Я виновата. Прости, Олег. За мое хамство, за несдержанность… за то, что не спасла. Звук! Слабый, почти неслышный… плач.

За перевернутой палаткой, накрытая мертвым телом, лежит девочка. Лет восьми. Чья-то дочь. Мать на игрушку взяла, в лес, отдохнуть. У меня даже сил нет чувствовать. Внутри пустота.

— Иди ко мне, хорошая, — шепчу и вкалываю в плечо обезболивающее. Были бы чувства — разорвалось бы сердце. А так — аккуратно подвязываю болтающуюся ручку к телу. — Ничего, маленькая… все будет хорошо. Все хорошо. Сейчас дойдем до доброго дяди доктора. Он нам поможет. Пришьет ручку, как доктор Айболит зайчику. Ты ведь знаешь про зайчика. У него все зажило. Не плачь…

Донести, осторожно, нежно… не растрясти.

Сажусь возле дуба. Нащупываю рукой портал. Низко. Я с ней не пролезу. Надо уже ползком. Слишком низко.

— Давай, — прошу, умоляю, — ползи. В дерево ползи. Там дупло, но ты его не видишь. Там добрый доктор. Он тебя встретит. Давай, маленькая. Поверь мне. Все будет хорошо.

Девочка вцепляется в меня со всей своей немереной силой. Я разжимаю тоненькие пальчики.

— Так надо, малыш. Давай! Быстрее!

Она качает головой и плачет.

— Дура! — кричу я. — Быстрее! Портал сейчас закроется! Я тебя сейчас убью! Поняла, гадость малая?!

Хватаю нож.

— Сука! Дрянь! Прячься!

Девчонка вжимается в дерево. В портал попадает ручонка. Еще! Ниже! Там, на той стороне должны ждать. Они увидят, вытащат.

— Быстрее! — кричу я. — Или сейчас ноги поотрезаю!

Она сжимается, подтягивает ноги и… проваливается в дерево. Наконец-то. Пятнадцать пятьдесят восемь. Две минуты до конца света. Я уже не пролезу. Ну и ладно! Черт с тем миром!

В портал просовывается рука. Пытается меня нащупать. Я смеюсь и легонько бью по руке. Она отдергивается. Не надо париться, Док, я не пролезу в дырку высотой десять сантиметров! Я же тебе не восьмилетка. С моим-то ростом и с моими плечами. Не смешно, Док.

На траву падает упаковка таблеток. Шприц, еще один. Упаковка ампул. Да ты что?! Сдурел, Док?! На хрена оно мне?! Перестань!

Я уже не понимаю, что кричу, и стучу кулаком об дерево, как будто на той стороне меня можно услышать.

— Прекрати! Кретин! Дурак! У тебя куча раненых! Док!!!

Последним пропихивается деревянным мечом упаковка бинта. И обрезается. Половина меча здесь, а половина… Ровно шестнадцать. Секунда в секунду.

— Док, — шепчу я и сажусь спиной к дереву, — нехреновый такой у нас получился фактор магической проекции. Узнаю, кто это сделал, обещаю, Док, оторву и ноги, и руки, и все остальные части тела. Поверь мне… Теперь у меня к ним свои претензии.

Ветер едва колышет над моей головой дубовые листья. Тишина.

Перелески, подлески, тропы, ручейки — все оставалось за спиной. Над головой висело голубое небо в белых прожилках перистых облаков. Под ногами упругая трава. Куда я иду? Кто бы знал! Просто иду. Подальше. Как можно дальше. За спиной незахороненные трупы, за спиной знакомый, привычный мир, оставшийся по другую сторону закрытого портала. Еще за спиной рюкзак. Мой обычный старый, видавший не одну дорогу рюкзак с притороченными карематом и спальником. Благодаря тяжести доспеха он остался в пределах полянки. Найти его не составило большого труда. А вот палатку пришлось бросить. Не беда. Все равно в палатке спать в незнакомой местности — это верх идиотизма. В рюкзаке обычные походные вещи — куртка, кофта, котелок, полотенце… список по полной. Наверное, надо было посидеть, перебрать, подумать — что-то выкинуть, другое подобрать, взять с собой. Взяла только наалевский шерстяной плащ, подбитый мехом и с бронзовой фибулой. У мертвых я брать не захотела. Ничего.