Сергей Алексеев - Волчья хватка

Оставленные без опеки и руководства молодые араксы быстро выходили из лона Сергиева воинства, отрывались от корня и вырастали дичками. Чаще всего, не зная куда девать силу немереную, уходили бродяжить ещё до Пира, а в последние сто лет подавались в спорт и лёгкие победы портили их ещё больше. Одно время это стало повальным увлечением, и не только беспризорные отроки — благополучные норовили уйти из-под родительской воли, бывало, нарушали запрет и после Пира оставались в спорте, становясь многократными чемпионами мира и пожиная пустую мирскую славу. А поскольку происходило перерождение аракса, то дикие побеги жёстко отсекались, и возвращение назад происходило мучительно и трудно, если вообще было возможно.

Боярый муж словно не замечал повивального пояса на Ражном и рукавиц из холки зубра, оглядел ристалище, развёл руками.

— Здесь я со внуками потешаюсь, для них в самый раз, а для тебя бы и в дубраве место нашлось. Пойдём-ка на другой круг, Сергиев сын!

Ражный знал Валдайское Урочище вдоль и поперёк. В огромной реликтовой дубраве, настоящем лесу, перерезанном речкой и ручьями, со сторожками, где доживали свой второй век и присматривали за порядком иноки, без дорог, но с густой сетью троп и тропинок, было несколько ристалищ, в том числе боярское, где происходили поединки за титул Пересвета, и символическое, судебное, на котором старейшины избирали Ослаба, совершали над ним обряд, после чего он вершил тут свои суды.

Сейчас дубраву прорезала ещё одна тропа, самая набитая — конная…

Боярый муж привёл его на токовище — ристалище, где обыкновенно проводились Свадебные Пиры. Круглую луговину недавно выкосили, на опушке, под сенью старых дубов стоял стог сена и покрытие круга было соответственным: короткая, жёсткая стерня…

Здесь были солнечные часы, однако Воропай установил на столбик песочные, что-то поколдовал с ними и, внезапно развернувшись, уже оказался в рукавицах и с бычьим, неотвратимым напором кинулся в кулачный. Ражный только достал свои из-за пояса и был не готов, но не имел права взять хотя бы несколько отступных секунд. На этом ристалище все находилось под волей боярина!

Натянуть в бою толстые, не размятые и несгибаемые рукавицы оказалось не так-то просто, и первые минуты он вынужден был только защищаться, зажав их в кулаки: бросить на землю — означало отказ от продолжения боя. Едва сдерживая напор, отбиваясь левой рукой, Ражный всунул пальцы в рукавичный раструб и в этот миг пропустил сильнейший прямой удар в грудь. Воропай ожидал, что собьёт его с ног, отскочил на шаг, и этого времени хватило, чтобы вогнать правую руку в жёсткое кожаное нутро рукавицы. Какой бы ни была крепкой и тренированной кисть, все равно к концу зачина рука окажется разбитой и измочаленной так, что потом не выдержит ни братания, ни тем более сечи.

Обезопасив правую, ударную, Ражный поводил соперника перед собой и перешёл в атаку. Он не особенно заботился о защите, зная, что выдержит любой удар, если только он нанесён человеческой рукой, а не торцом таранного бревна; все ребра ещё были на месте и, будто жгутами, обвиты непробиваемыми мышцами. Воропай почуял всплеск ярости, стал осторожнее и подвижнее, и эта незначительная деталь вдохновила: Ражный заставлял соперника менять тактику, сбил его бычий напор. Мало того, бывший открытым полностью — кулаки держал, как ковбой револьверы, у бёдер — боярин все чаще начал выставлять защиту, отбивая удары левой рукой, только было не ясно, что защищает конкретно. Ражный прощупал его несильными толчками и обманными движениями, но таким путём уязвимого места — ахиллесовой пяты, отыскать было трудно. Опытный, битый араке всегда умел прятать её, отвлекать внимание, вызывая удары туда, где было крепко. Потом и Ражный научился это делать, когда лишился ребра и мышц на боку.

Сейчас желание было единственное — притомить Воропая, перевести стремительно начавшийся зачин в спокойный кулачный бой и на минуту воспарить над ним летучей мышью, однако тот не позволял расслабляться и не то чтобы навязывал быстрый темп, а все время переводил его в новые условия. Менял ударную руку, провоцировал атаки, но внезапно сам безбоязненно бросался вперёд, пропускал удары и сам наносил их, а потом использовал своё право дядьки — стал говорить, советовать, и Ражный заподозрил в этом тактический ход.

— Добро, добро, молодец… Хорошо пошёл! Только чуть плечо вперёд и повыше!

И советы его, возможно, были правильными, однако тем самым он не учил — отвлекал, расстраивал атаки. Отец во время схваток вообще говорил мало, выкрикивал часто лишь одно слово — зри! — и Вячеслав должен был запомнить текущий момент или положение, чтобы потом исправить ошибку.

После начала поединка минуло около получаса, а поскольку условия в потехе не оговаривались, то Ражный не знал, сколько будет длиться каждый период, как рассчитывать силы, когда зачин перейдёт в братание. Он помнил, что песочные часы действуют ровно сто восемьдесят минут, и теперь гадал, то ли это время на всю схватку, то ли на один кулачный зачин. Отроку на ристалище и не положено знать таких мелочей; выйдя на земляной ковёр, он обязан был бороться, сколько потребуется наставнику. Но тут был особый, отдельный случай и сверхзадача — уйти с ристалища победителем. Пусть и в потешном поединке! Ведь было же, схватывался с отцом и до двух суток без перерыва пахали друг другом ристалище, и не побеждал лишь потому, что Ражный-старший останавливал потеху. А он тогда ещё здоров и могуч был!

Ведь мог бы открыть тайну, рассказать, как сошёлся с Воропаем на Боярском ристалище и каков он в зачине, братании и сече. Мог бы и уязвимое место указать — нет, все с собою в могилу унёс. Хорошо, не скрыл, от кого получил увечье…

И наоборот, Воропай знал возможности Ражного-младшего, ибо сходился со старшим и хорошо изучил его, а яблоко от яблони упадёт недалеко. Знал и пользовался прежней наукой, предугадывая многие ложные выпады, и ещё раз нанёс точный прямой в грудь — по старому месту, будто дыру хотел просадить чуть выше ложечки. Однако лишь сотряс лёгкие и сбил дыхание.

Между тем боярин все чаще поглядывал на часы и становился говорливее. Вторую рукавицу надеть было ещё сложнее, Ражный так и бился голым кулаком, чувствуя, как немеют от ударов суставы. И вдруг соперник отпрянул зигзагообразно, стряхнул рукавицы наземь и, выставив вперёд граблистую руку, нагнул шею.

— Пора, отрок, и побрататься! Солнце поднялось… Нынче туристов полно.

Теперь рукавица на правой не помогала — мешала невероятно, не позволяла ухватить соперника за рубаху, а у того и расчёт был на это! Сейчас выведет влево и бросит через холку, как малолетнего внучка своего!