Алла Белолипецкая - Орден Сталина

Николай услышал крик Анны одновременно с тем, что увидел человека в форме НКВД, с поднятым пистолетом и – почему-то босого, без сапог на ногах.

– Пригнись! Он будет стрелять!.. – закричала женщина, и сама не просто пригнулась – бросилась на пол ничком.

Тотчас – словно это была команда – наркомвнуделец нажал на курок. Коля не пригнулся – просто не успел и даже не понял, попали в него или нет. Если и попали, боли он не почувствовал. Повернувшись на пол-оборота влево, он попытался сорвать со стены предмет, за который только что держалась Анна: оранжево-красный огнетушитель, но тот был закреплен так, что его сначала нужно было потянуть вверх. Юноша не сразу это понял и потерял секунду или две.

Сотрудник НКВД сделал еще два выстрела, и Скрябин понял, что целится тот почему-то не в него, а в распластавшуюся на полу Анну. К счастью, пули только чиркнули по серым каменным плитам, высекая из них искры, и легли: одна – справа, другая – слева от беглянки.

Наркомвнуделец шагнул вперед, чтобы сократить расстояние между собой и мишенью, и собрался выстрелить снова, но тут Скрябин сорвал, наконец, огнетушитель со стены. И красное стальное полено врезалось в голову стрелка.

Босой мужчина уронил пистолет на пол и сам упал рядом, едва не упершись ногами в голову лежащей Анны. Та, впрочем, немедленно поднялась и посмотрела на поверженного наркомвнудельца. Скрябин, по-прежнему держа огнетушитель горизонтально, тоже глянул вниз.

Человек, которого он ударил, лежал без чувств, но черного смертного кокона Николай вокруг него не увидел. Сотрудник НКВД оказался низкорослым, почти на голову ниже Николая, и красный таран не попал ему в лицо, не перебил нос и не раскрошил зубы, а угодил в крепкую лобную кость.

«Везучий, гад!» – подумал Коля, склоняясь над лежащим.

Юноша ощутил резкую спиртовую вонь, узнал чекистского экзекутора и понял причину его промаха по Анне с расстояния в два метра. Пьяный палач НКВД, промазавший до этого при стрельбе в упор, был совершенно в своем амплуа. Николай занес огнетушитель над головой – над лицом – босого мужчины, но на мгновение замер, глядя на Анну. Та молча стояла рядом: и не останавливала, и не поощряла Колю; однако это мгновение предрешило исход дела. Вокруг палача вытянутым черным облаком зависла потусторонняя тень, Коля увидел ее и – отвел огнетушитель.

– Надо вынести его в большой коридор, – обратился он к Анне – шепотом, хоть и понятия не имел о том, где именно находятся их преследователи, – чтобы его нашли свои .

Григорий Ильич услышал выстрелы и понял: первая часть его программы начала реализовываться. Он и еще один сотрудник НКВД (оба – босые; их сапоги остались где-то позади них, прислоненные к стене) стояли почти за углом того коридора, где находился стрелок. Послан тот был скорее для отвлекающего маневра, чем для дела; в его состоянии ни на что дельное он способен не был.

После третьего выстрела раздался звук удара: громкий и гулкий, как будто по медному колоколу стукнули дубовой палкой. Что это было – Григорий Ильич не понял, но после этого звука стрельба прекратилась, и Семенов собрался уже сделать знак другому наркомвнудельцу: сворачивать за угол. Однако вместо этого вдруг запрокинул голову и застыл, глядя куда-то вверх.

Его подчиненный при виде этого пришел к выводу, что комиссар госбезопасности 3-го ранга, о котором на Лубянке слагали легенды, повернулся, наконец, умом. Сам расстрельщик, сколько ни пялил глаза, вторя взгляду Григория Ильича, так ничего и не узрел.

А между тем комиссар госбезопасности созерцал сгусток света под потолком и понимал, что перед ним – форменный призрак, только какой-то странный: будто ожидающий чего-то и пребывающий от этого в нетерпении. Впрочем, длилось это созерцание недолго. Семенов встряхнул головой, скорчил брезгливую гримасу и, отвернувшись от фантома, жестом показал обескураженному расстрельщику: вперед .

И – все они начали движение одновременно.

Из узкого коридора Скрябин и Анна стали выволакивать оглушенного стрелка. Огнетушитель Коля бросил, но подобрал с полу «ТТ» и засунул его за пояс брюк.

Перпендикулярно им начали двигаться вдоль стены Семенов и его подчиненный; руки Григория Ильича были свободны, зато палач НКВД держал наготове пистолет. Оба ступали бесшумно – для того они и разулись.

С третьей стороны к точке пересечения коридоров поплыл по воздуху призрак, и что нужно ему – менее всего было понятно.

Скрябин заметил двух сотрудников НКВД лишь тогда, когда отступать было поздно и некуда. Так что, если бы не замечательная программа Григория Ильича, Коля был бы убит на месте. Однако второй палач, начавший без всяких вступительных речей стрелять, целил так же, как предыдущий стрелок, не в Николая – в Анну. И почти попал: первая выпущенная им пуля задела вскользь ее шею, оставив на бледной коже багровую полосу. Женщина, даже не вскрикнув, во второй раз за пять минут повалилась на пол.

Быть может, это не спасло бы ее, но Коля успел совершить тот единственный маневр, который был возможен. Он подхватил под мышки оглушенного чекиста и развернулся лицом к стрелявшему, заслоняя Анну и надеясь, что в своего товарища нарковнуделец всё же палить не станет. Только надежда эта оказалась напрасной: расстрельщик продолжать давить на курок. И все семь пуль, остававшихся в его обойме, попали в бесчувственное тело его коллеги-палача.

Впрочем, надо оговориться: случилось так не потому, что стрелявший был пьян или слеп или ему было всё равно, в кого стрелять. Дело заключалось в другом. Ледяной пар – густой и липкий, как сапожный клей, – облепил вдруг лицо стрелка и потек ему в глаза, в рот, в нос, отнимая возможность не то, что видеть или сказать что-нибудь – даже дышать. Было просто чудом, что в таких условиях расстрельщику вообще удалось нажимать на спусковой крючок. Но тут уж, видно, сработали его профессиональные рефлексы.

Григорий Ильич ничего этого не заметил, поскольку стрелок находился чуть позади него. И только обматерил мысленно никчемного мазилу, а заодно дал себе слово погнать его из органов при первой возможности, равно как и того, другого , пьяного – при условии, что тот выживет. Однако теперь комиссара госбезопасности занимала вторая часть его программы , реализация которой должна была компенсировать все предыдущие оплошности.

Колин злой гений поднял вверх левую руку и принялся чертить в воздухе замысловатые знаки, что-то вполголоса бормоча.

Николай был почти уверен, что как минимум одна из пуль, попавших в палача, непременно пройдет навылет и угодит в него самого; но везение (или судьба) были в то утро на его стороне: все пули остались в теле мертвецки пьяного чекиста. Так и не придя в сознание, тот обвис на Колиных руках несусветной тяжестью; жизнь покинула его.