Олег Яковлев - Сердце ворона

Нет! Не трожьте его! Осторожнее! Этот новый осколок, отражающий облик темной птицы, особенно остер. Задумайтесь, стоит ли его вставлять в раму к другим осколкам, что уже стоят на своих местах, а между ними пролегает едва заметная, с волосинку толщиной, но дико изломанная трещинка. Вы уже сложили несколько кусочков, собрали небольшой участок картины, хоть и успели порезать пальцы острыми гранями стекла. Разбитое зеркало все растет в раме, и вы постепенно начинаете понимать, что же оно отражает. Все больше тайн распутывается, но с тем возникает не меньшее количество новых вопросов. Вы уже смогли различить начало – то самое Смутное Время, но теперь пристально вглядываетесь в черные перья и клюв птицы на блестящей поверхности маленького угловатого зеркальца. По осколку течет мутноватая багровая капля. Наверное, следовало быть внимательнее, но что же вы застыли, вставляйте, ведь кровь никогда не была в силах хоть что-то остановить, даже обычное любопытство… А я вас предупреждал…

Сердце. Сердце болит. Оно болит так, будто в него всадили нож, но ты не мертв и по-прежнему все продолжаешь чувствовать. Все, в полной мере. Холодная сталь торчит в этом багровом сгустке плоти, дрожащем и истекающем кровью из раны. Никак ему не остановиться, не затихнуть в чьей-то милости. Такое бывает только в старых запыленных легендах, но сердце продолжает стучать, все так же обнимая лезвие и ежечасно взрезая края все сильнее…

Я никогда не жалел тех, чью плоть мне довелось рвать, словно падаль. Никогда не задумывался об их ушедшей жизни, о тех, кого они оставили, или тех, кто ждет их там, по ту сторону. Не было жалости во мне, лишь инстинкт… Мое сердце не обливалось кровью…

Никто из тех, кто пока что дышит воздухом, не понимает, что вся их жизнь – всего лишь растянутая на года, медленная смерть. Никто не понимает, что живым себя можно ощутить лишь в самый последний миг. Но уже поздно…

Как и все, я не подозревал, что так и не было у меня никакой роли. А все мои переживания, мои беды и нечастые радости, я сам – всего лишь очередная тень на пути…

Но я знаю точно – кто бы что ни говорил… кто бы выспренно ни заявлял, что есть хорошая смерть… «смерть ради какой-то цели» – все это обман. Есть только смерть, обыденность, конечный пункт вашего умирания.

Есть правила, есть законы и рамки. И есть те, кто проводит и приводит, а есть и те, кого куда-то ведут. Когда-то я был первым, но скоро…

У меня оно болит от ощущения собственной скорой кончины. Как сказал один древний некромант: «Не беда, когда тебя проклинают те, кто ненавидит тебя, хуже – когда это делают те, кто тебя любит». У нас был брат, а мы были у него. Кроме нас он не имел никого на целом свете. А мы предали его и тем самым словно воткнули нож, сзади, подло, со спины, в самое сердце. И теперь болит мое, будто бы в отместку. Он любил нас, но проклял, такова была его предсмертная тоска. Каждого из нас пронзило последнее чувство убитого, каждый услышал его немой крик, его немой реквием, отпевающий нас, в тот миг уже мертвых, но еще не осознающих этого… Как оказалось, за некоторые поступки все же приходит расплата. Руки жжет… Почему-то ладони горят, как бы предупреждая о чем-то, будто кости немощного старика всегда ноют на непогоду. Но больше болит мое сердце… Я – ворона, и ворона – это я. Я скоро умру – что ж, так тому и быть.

Хиан, столица бывшего Сархидского княжества, – самый удивительный и многогранный город королевства. Эта обитель людей, строгих к себе и окружающим, расположена на северо-западе чудесной долины Сархид, плодородного Трехречья, подаренного жителям равнины, согласно верованиям, самими богами.

Удивителен этот город именно потому, что обитающие здесь люди разительно отличаются от тех, кто живет в остальных частях королевства. Казалось бы, они так же поклоняются Хранну, так же выращивают свой хлеб, так же воспитывают детей. Но сдержанность их нравов, строгость, с которой они живут, выделяют их среди всех остальных. Невысокие, кряжистые мужчины; стройные, словно тростинки, женщины – таковы жители этих краев.

Сам Сархид-Трехречье – край удивительно богатый. На заливных лугах выводят лучших в Ронстраде лошадей, там растят пшеницу и виноград. Уроженцы Хиана становятся лучшими воинами, а сархидские наемники высоко ценятся по всему Ронстраду.

Но самое удивительное – законы Хиана. Простого странника, впервые вошедшего в этот прекрасный город, поразят честность и законопослушность его жителей. Оброненный на улице кошелек, скорее всего, можно будет подобрать на том же месте даже спустя неделю. «Почему же так?» – вопрошает удивленный странник. Неужели во всем городе нет бедных и нуждающихся или просто бесчестных людей? Есть, конечно же, есть. Но за красивой маской всеобщей доброжелательности и честности скрывается страшная правда.

За несколько сотен лет до объединения Ронстрада Хиан называли пристанищем тысячи головорезов. Тогда считалось, что выйти на улицу средь бела дня без охраны равносильно самоубийству. И однажды князь Сархида, устав от подобного беззакония, принял решение. Он нанял в Восточном Дайкане три тысячи хорошо обученных и жестоких наемников и провозгласил Хианский Кодекс, состоявший всего из одного закона: наказание за любое преступление – смерть. Избил кого-нибудь в пьяной драке, украл у торговца булочку – добро пожаловать в гости к палачу.