Сергей Лукьяненко - Сумеречный дозор

Он вздохнул — быть может, вспомнил давешнее происшествие в «Ассоли»?

— Но вы хотите докопаться до истины? — спросил я.

— Непременно! — твердо сказал Эдгар. — Тысячи людей были насильно обращены к Свету — это преступление против Дневного Дозора. Все эти люди пострадали — это преступление против Ночного Дозора. Разрешенный Инквизицией социальный эксперимент был нарушен — это преступление…

— Понял, — прервал я его. — Что ж, мне тоже крайне не нравится эта история…

— Поможешь докопаться до правды? — спросил Эдгар. И улыбнулся.

— Да, — сказал л, не колеблясь. — Это преступление.

Эдгар протянул руку и мы обменялись рукопожатием.

— Далеко еще топать? — спросил инквизитор.

Я огляделся — и с радостью узнал знакомые очертания полянки, где вчера наблюдалось грибное буйство.

Сегодня, впрочем, никаких грибов не осталось.

— Уже рядом, — успокоил я Темного мага. — Только бы хозяйка оказалась дома…

Ведьма Арина варила зелья — как и положено работящей ведьме в своем лесном домишке. Стояла у русской печки с ухватом, в котором парил зеленоватыми клубами чугунный горшок. И бормотала:

Мы с Эдгаром вошли и стояли у дверей — а ведьма будто не видела нас, стояла спиной, потряхивала горшок, приговаривала:

Эдгар кашлянул и продолжил:

Арина подскочила на месте, вскрикнула:

— Ой, матушки-батюшки!

Прозвучало это без малейшей фальши… но почему-то я четко понял, что ведьма нас ждала.

— Здравствуйте, Арина, — суховато сказал Эдгар. — Инквизиция. Прошу вас прекратить колдовство. Арина ловко засунула горшок в печь и лишь после этого обернулась. Сейчас она выглядела лет на сорок — крепкая, дородная, красивая деревенская баба. И главное очень раздраженная. Подбоченись она сварливо воскликнула:

— Здрасьте и вам, господин Инквизитор! А колдовству-то зачем мешать? Что мне, снова зябликов ловить и у орлов перья дергать?

— Ваши вирши — всего лишь способ запомнить количество ингредиентов и последовательность действий, — невозмутимо ответил Эдгар. — Зелье легкой поступи вы уже сварили, мои слова никоим образом помешать не могли. Садитесь, Арина. В ногах правды нет, верно?

— В ногах нет, да нет ее и выше, — хмуро ответила Арина и прошла к столу. Села, вытерла руки о веселенький фартук с ромашками и васильками. Покосилась на меня.

— Добрый день, Арина, — сказал я. — Господин Эдгар попросил меня выступить в роли проводника. Вы не против?

— Была бы против, в болото бы забрели! — с легкой обидой отозвалась Арина. — Слушаю вас, господин инквизитор Эдгар. С чем пожаловали?

Эдгар уселся напротив Арины. Запустил руку под полу пиджака — и вытащил маленькую кожаную папку. Где она у него умещалась-то?

— Вам была отправлена повестка, Арина, — мягко сказал инквизитор. — Вы ее получали?

Арина погрузилась в раздумья. Эдгар открыл свой бювар, продемонстрировал Арине узкую полоску желтой бумаги.

— Тридцать первый год! — охнула ведьма. — Ой, старина-то какая… Нет, не получала. Я уже господину из Ночного Дозора объясняла — спать я легла. Чека мне дело шила…

— ЧК — не самое страшное в жизни Иного, — сказал Эдгар. — Далеко не самое страшное… Итак, вы получили повестку…

— Не получала, — быстро сказала Арина.

— Не получили, — поправился Эдгар. — Что ж, допустим. Нарочный обратно не вернулся… что ж, все могло случиться с вольнонаемным работником в суровых московских лесах.

Арина хранила молчание.

А я стоял у дверей и наблюдал. Мне было интересно. Работа Инквизитора сходна с работой любого дозорного, но у ситуации имелась и своя особенность. Темный маг допрашивал Темную ведьму. Причем — куда более сильную, и Эдгар не мог этого не понимать.

Но за его спиной стояла Инквизиция. А в такой ситуации рассчитывать на помощь «своего» Дозора уже не приходится.

— Будем считать, что теперь вы повестку получили, — продолжал Эдгар. — Мне поручено провести с вами предварительный разговор до принятия окончательных решений… итак…

Он достал еще один листок. Спросил, глядя в него:

— В марте одна тысяча девятьсот тридцать первого года вы работали на Первом Московском Хлебокомбинате ?

— Работала, — кивнула Арина.

— С какой целью?

Арина посмотрела на меня.

— Он в курсе, — сказал Эдгар. — Отвечайте.

— Ко мне обратилось руководство Ночного и Дневного Дозоров Москвы, — со вздохом сказала Арина. — Иные хотели проверить, как поведут себя люди, живущие в строгом соответствии с коммунистическими идеалами. Поскольку оба Дозора хотели одного и того же, а Инквизиция поддержала их просьбу, я согласилась. Городов отродясь не любила, там всегда…

— Не отвлекайтесь, — попросил Эдгар.

— Я выполнила задание, — враз закончила Арина. — Сварила зелье и в течении двух недель оно добавлялось в ситный хлеб. Всё! Получила благодарность от Дозоров, уволилась с хлебозавода, вернулась к себе. А тут чекисты совсем уж…

— О ваших сложных отношениях с госбезопасностью можете написать мемуары! — внезапно гаркнул Эдгар. — Меня интересует, зачем вы нарушили рецептуру!

Арина медленно поднялась. Глаза ее гневно сверкнули, голос загремел, будто не женщина стояла в избе, а самка Кинг-Конга:

— Запомните, молодой человек! Никогда Арина не ошибалась в рецептах! Никогда!

На Эдгара это не произвело никакого впечатления:

— Я и не говорю, что вы ошиблись. Вы нарушили рецептуру сознательно. И в результате… — он сделал паузу.

— Что в результате? — возмутилась Арина. — Готовое зелье проверяли! Эффект был именно таким. какой требовался!

— В результате зелье подействовало мгновенно, — сказал Эдгар. — Ночной Дозор никогда не был сборищем дурачков-идеалистов. Светлые понимали, что все десять тысяч подопытных, мгновенно перешедших на коммунистическую мораль, будут обречены. Зелье должно было сработать постепенно, чтобы реморализация вышла на полную силу через десять лет, к весне сорок первого.

— Ну да, — рассудительно сказала Арина. — Так и было сделано.

— Зелье сработало практически мгновенно, — сказал Эдгар. — Мы не сразу разобрались в происходящем, но уже через год количество подопытных сократилось вдвое. До сорок первого года дожило менее ста человек. Те, кто сумели преодолеть реморализацию… проявив моральную гибкость.

— Ох, незадача-то какая, — всплеснула руками Арина. — Ой, лишенько, жалко людишек… — Она села. Покосилась на меня. Спросила: — Что, Светлый., тоже считаешь, будто я на Темных сработала?