Анна Старобинец - Первый отряд. Истина

Я молча принимаю программку и прячу в карман. Я обуваюсь, но не ухожу.

— Что еще я для тебя могу сделать? — Она смотрит на меня обреченно.

— Мое второе желание. — Я подхожу к немытому окну и смотрю со второго этажа вниз. — Вы должны поселить у себя вон ту женщину. На какое-то время. Пока все не уляжется.

— Пока что не уляжется?

Я молчу. Мать встает рядом со мной у окна. Она, наконец, стягивает с головы платок и колпак. Под колпаком ее волосы влажные, цвета ржавчины. Они пахнут потом и хной. Она смотрит туда же, куда смотрю я. На сидящую на лавке старуху.

— Как зовут эту женщину?

— Ее зовут Зинаида Ивановна, — говорю я. — Ткачева.

Я открываю окно и сую лицо в облако серой пыли, скопившейся между рамами.

— Поднимайтесь сюда! — кричу я.

Ткачева медленно встает с лавки и заходит в подъезд. Она больше не выглядит как кондитерское изделие. Ее волосы острижены в седой беспомощный ежик. Ее глаза постоянно слезятся. Ее кожа землистого цвета. На ней зеленый спортивный костюм с розовыми «стрелками» на рукавах и штанинах. Она выглядит так, будто в момент просветления сбежала из дома престарелых, но потом момент просветления кончился, а она так и осталась на улице — без апельсинового сока на завтрак и без двадцати пяти капель успокоительного перед сном.

В какой-то мере все это соответствует истине.

— Пока что не уляжется? — повторяет свой вопрос мать.

— Кое-кто ее ищет. Но к вам он вряд ли придет.

— Кто ищет?

Я молча качаю головой. Не потому, что это секрет. Просто как объяснить такой, как она? Как рассказать ей, что совесть иногда дремлет на дне души много лет, много десятилетий, а потом просыпается, и оказывается очень большой и очень решительной тварью, и выплывает со дна, и разрывает оковы, и заставляет того, в ком она спала, делать и говорить очень странные и очень опасные вещи…

Конкретно Зинаиду Ткачеву эта всплывшая со дна души тварь — под моим руководством — заставила написать письмо в баварский ландтаг, парламент. В письме говорилось, что ее муж, депутат Клаус Йегер, президент компании «Риттер Ягд», — опасный преступник. Что компания «Риттер Ягд» — своего рода наследница института «Аненербе». Что в рамках его проекта РА, «Риттер Антворт», разрабатывается химическое оружие массового уничтожения. Что сам Клаус Йегер, ее муж, когда переходит на русский, называет это оружие «грипп счастья», по аналогии с вирусом, или, если угодно, «гриб счастья», по аналогии с ядерным грибом. Что «Риттер Антворт» уже испытали на детях украинского интерната «Надежда». И что все дети умерли. И что это — только начало. И что будет война. А еще она написала, что Грета Раух, почетный депутат Бундестага, — нацистка и одна из идеологов предстоящей войны. Что на суде в Нюрнберге она, автор письма, лжесвидетельствовала в ее пользу. И что она, автор письма, зовется вовсе не так, как она зовется. Все эти годы она прожила в Германии под чужим именем.

Помимо письма Ткачева вложила в конверт фотографии. На фотографиях ее муж Клаус Йегер не делал ничего предосудительного. Он не нежился в объятиях бордельных мулаток и не ласкал несовершеннолетних детей. Он не выкладывал кокаиновые дорожки и не спускал деньги налогоплательщиков в казино. Он не примерял перед зеркалом дядюшкину форму СС и не протягивал под столом руку за взяткой. На фотографиях он просто ел. Кушал. Омаров и устриц, мраморное мясо и ягненка на вертеле, тунца и лосося, и сочные овощи гриль. И сыр с дырками. И йогурт со злаками. И хлеб с отрубями.

Ответ пришел быстро. Она принесла мне конверт с ответом в больницу. Ее не пустили ко мне в реанимацию, но письмо передали.

Там говорилось, что спасибо за бдительность, и при всем уважении к былым заслугам в борьбе с фашизмом, и с учетом важности предотвращения терактов, и принимая во внимание возраст и стресс, и к ветеранам войны всегда стоит прислушиваться, и экология конечно же под угрозой, и с благодарностью за некоторые небезынтересные подробности, и мы, безусловно, проверим все очень тщательно, но… Но. Компания «Риттер Ягд» занимается в основном производством фаст-фуда. Медико-биологические разработки тоже ведутся, но в рамках этих программ разрабатываются исключительно витамины, пищевые добавки и некоторые лекарства. Например, «Йегер Йюгенд», «Охотничья молодость» — препарат, блокирующий процессы старения… Что до «Риттер Антворт» — это просто антидепрессант, основан на природных экстрактах. Его могут принимать даже дети. Не волнуйтесь. Он совершенно безвреден… А ученики интерната «Надежда» (Украина, Севастополь) действительно принимали участие в испытаниях этого препарата. На добровольной основе. Компания «Риттер Ягд» предварительно заключила контракт с директором интерната Михаилом Подбельским. Сам М.Е. Подбельский к сожалению, трагически погиб, но копия контракта — вот она, прилагается. Господин Подбельский полагал, что действие «Риттер Антворт» повлияет на психику подведомственных ему детей-сирот благотворно. И он не ошибся. Испытания прошли очень успешно. Трагическая смерть этих несчастных детей никак не связана с безвредным по своей сути антидепрессантом РА… Кроме всего прочего, депутат баварского ландтага герр Клаус Йегер не знает русского. Так что здесь вкралась ошибка: герр Йегер вряд ли мог использовать в своей речи упомянутые вами недобрые каламбуры. Вам просто послышалось, не расстраивайтесь, в вашем возрасте это бывает. Может быть, вам стоит отдохнуть где-нибудь на природе? Может быть, вам стоит пройти курс лечения в специализированном заведении? Может быть, вам не помешал бы уход и постоянное наблюдение? Дайте знать, если вам что-то понадобится. И спасибо за бдительность. И с учетом всей важности. И со всем уважением. Чус.

Помимо письма, она передала мне газету — Zeit, свежий номер. На первой полосе красовалась фотография Клауса Йегера, уплетающего омаров. «Sind es deine Heldentaten, du, Ritter?» — гласил заголовок. «И это твои подвиги, рыцарь?»… И чуть ниже, курсивом: «Hersteller der Tagesration ersetzenden Medikamente zieht Naturlcost vor».

Производитель таблеток, заменяющих дневной рацион, предпочитает натуральную пищу. Это единственное, что их всерьез заинтересовало в ее письме. Это единственное, что они сочли нужным проверить. Предать огласке.

Он упек ее в дом престарелых в тот же день, когда она получила письмо и когда вышла Zeit с его фотографией. «Переезд в дом напротив», — так он говорил. Он устроил ее в специальное отделение. Для таких стариков, как она. Для тех, кто в маразме. У кого паранойя. Кто забыл свое имя. Кому кажется, что он кто-то другой. Кому кажется, что самые близкие замышляют что-то плохое. Таких много. Самые близкие их не винят. Они платят за своих стариков много денег. Чтобы их держали в «доме напротив» до самой смерти. Чтобы их затыкали. Чтобы им кололи успокоительное. Три раза в сутки.