Вера Камша - Vive le basilic!

Следующим утром, когда мальчишки, выкрикивая названия утренних газет, разбегались по бульварам, Дюфур садился в курьерский поезд, идущий в Помпеи, где предстояла пересадка на пароход…

Воспоминания о далеком начальстве были прерваны самым беспардонным образом – явно не друживший со словом капитан сунул журналисту свой револьвер.

– Для начала попробуйте это. Стреляли, надеюсь?

– На охоте из ружья и на дуэли из пистолета. Таким оружием пользоваться не доводилось. Тяжеловат… Ого, работа Давима!

Дуэльные пистолеты «от Давима» были популярны, даже, можно сказать, модны, но Пайе разговора опять не поддержал, оставалось сделать вывод, что новый знакомый не терпит светских бесед. Отношение капитана к беседам несветским еще предстояло прояснить, но для таковых требуется повод, вот его и создадим. Дюфур поднял руку, целясь в один из деревянных щитов, выстроившихся вдоль избитой пулями глинобитной стены.

Пятнадцать шагов, первые два выстрела – мимо, слишком тугой спуск и револьвер сильно дергается. Понятно, учтем. Следующие три пули пошли лучше, в силуэт, по крайней мере, он попал.

– Что ж, любезный мсье, – сказал Поль револьверу, – вот и познакомились.

Последний выстрел пришелся почти в центр «груди» мишени.

– Надеюсь, с лошадью управитесь не хуже. – На зрителей – двоих лейтенантов и снявшего мундир пузатого господина – Пайе даже не покосился. – Пойдемте.

– А вы разве не покажете, на что по-настоящему способно это творение мэтра Давима?

– Позже и не здесь. – Капитан неторопливо убрал оружие. С такой внешностью и манерами он был обречен на успех у женщин, а при хорошей голове успех у женщин – это вообще успех. – Советую вам пойти и лечь. Тут выезжают за два часа до рассвета.

– Я прочел «Письма из Алможеда», – успокоил Дюфур. – Полковник говорил о каких-то разбойниках…

– Именно о «каких-то». О неизвестной нам шайке, которая разгромила конвой с жалованьем южным фортам.

– Это может заинтересовать читателей.

– Сейчас это интересует нас. Ну, и губернатора, естественно. Полтора десятка бывалых ребят, пара чиновников из казначейства, туземные слуги… Вы представляете себе здешние дороги?

– Вроде бы, – припомнил газетчик, залюбовавшись колоритным старцем из местных, – здесь путешествуют по руслам сухих рек.

– Там, где они есть. За Шеатским перевалом тракт довольно прямой, и на нем имеется несколько мостов через трещины в земле. Один такой мост не выдержал, и караван оказался разделен. Те, кто остался на нашей стороне, повернули вдоль обрыва к следующему мосту, переправившиеся продолжили свой путь. Они собирались встретиться в ближайшей деревне, но до цели добрались только отставшие. Начались поиски, нашли трупы, причем, и это самое странное, не все, да и те далеко друг от друга. Место схватки, если схватка вообще была, обнаружить не удалось. Отыскалась только драная тряпка с пятнами крови – похоже, кинжал вытирали… Следы лошадей вели к Реке, налетчики переправились через нее примерно посередине между двумя форпостами и вместе с добычей ушли в саванну.

– И часто тут у вас такое?

– Такое – нет. Хасуты – народ решительный, но обычно они шалят на севере, поближе к своим землям, чтобы быстро удрать, если прижмем. Местные, гаррахи, больше по части воровства, а если и грабят, то своих. С нами связываться опасаются уже лет десять.

Журналист понимающе кивнул. Генерал, к которому репортер явился за пропуском, был гостеприимен, словоохотлив и явно желал видеть свой портрет в близкой к премьеру газете. За обедом радушный хозяин поведал о давнем налете на кофейные плантации, при котором пострадали не только работавшие там туземцы, но и управляющий с охраной. Опьяненные успехом и листьями какого-то местного дерева налетчики не успокоились и разгромили ближайший форпост Легиона. Легион ответил, местные запомнили надолго.

– Оснований думать, что уцелевшие охранники… не вполне откровенны с властями, нет?

Капитан Пайе не возмутился, просто заговорил о другом.

– Следопыты нашли место переправы. Там глина, остались отпечатки подкованных копыт, конских трупов поблизости не было, значит, захваченных лошадей увели с собой. Берег проверили на пару лье вверх и вниз по течению. Вдоль Реки разбойники не ушли; видимо, двинулись прямо в саванну.

– И это все, что вам известно?

– Как сказать. Среди местных бродят упорные слухи, что виновата шайка аргата Тубана. Аргат – это что-то вроде изверга…

– Красивое слово. Надо будет записать.

– Вы не поняли. Изверг он в том смысле, что извергнут из рода. Если ему свернут шею, никто не станет плакать и приносить жертвы духам.

– Слухи часто оказываются верными, – со знанием дела заметил репортер. – Я бы начал именно с изверга.

– Я бы охотно посмотрел на ваши поиски. – Пайе впервые за время знакомства усмехнулся. – Этот Тубан умер лет сто назад…

Что́ бы ни болтали про воскресшего бандита эти самые гаррахи, рейд предполагался самый обычный, обычным был и отряд. Открещивающийся от своего бьющего в нос аристократизма капитан командовал восемью десятками кавалеристов, ему помогали двое давешних любопытных лейтенантов – совсем молоденький и постарше, как на глазок прикинул Поль, их с Пайе ровесник. Удача упорно обходила беднягу стороной, и до капитана он пока не дорос, хотя служил хорошо. Так, по крайней мере, утверждал доктор де Монье, истинный кладезь полковых сплетен, а также сведений по истории Легиона, местным обычаям, отношениям с туземными вождями и вождиками – словом, о том, как последние тридцать лет шла колонизация.

Разговорчивый Монье с молчаливым величественным санитаром и по совместительству слугой обеспечивали медицину. Кроме красавца-санитара при отряде находился еще десяток хасутов с побережья – эти потомки корсаров охотно шли в Легион разведчиками и проводниками-переводчиками. Природная воинственность требовала выхода, задирать кокатрисов было себе дороже, зато союз с ними давал власть над земледельцами и пастухами, а власть хасуты любили, Дюфур понял это быстро и без подсказок.

За кавалеристами тащился обоз – несколько повозок и дюжина тяжело навьюченных мулов; присматривал за этим хозяйством плутоватый ветеран, единственный, не считая доктора, помнивший, как двадцать восемь лет назад Легион впервые перешел Реку. У Реки, само собой, имелось название, которое Поль зазубрил еще в детстве, но в колониях ее называли именно Рекой, и по ней проходила граница, отделявшая более или менее освоенные земли от диких. На восточном берегу располагались плантации драгоценного кофе и пряностей, западный никому особенно нужен не был до тех пор, пока вознесенный дураками и судьбой на профуканный троюродным дедом трон Филипп Клермон не вознамерился прославить свое имя в веках.