Виктор Косенков - Я – паладин!

– Спасибо… – Роза аккуратно перекочевала в поясную сумку.

Злата протянула к нему руки.

Он наклонился. Она ткнулась ему в щеку.

– Все. Теперь иди…

Леон помахал ей рукой и поклонился воспитательнице. Та коротко кивнула в ответ.

Возвращался обратно к воротам юноша с прежней старушкой-привратницей.

– Хорошая девочка. – Старушка улыбалась. – Как-то раз говорит мне, хочу быть как вы, матушка. Почему же, спрашиваю. А она мне: хочу, говорит, на дверях сидеть и всех пускать. Я ей, мол, чего ж тут хорошего, деточка? А она смеется: вы же про всех все знаете, кто куда и зачем, без вас же никак! Вот какая хитрая.

Леон улыбнулся, не зная, что ответить.

На прощание он поклонился привратнице, та махнула рукой. Иди, мол.

Спускаясь вниз, к огромной крепости паладинского корпуса, и далее к Нижнему городу, Леон думал о том, что все священники, женщины или мужчины, чем-то неуловимо напоминают ему отца Тиберия. Будто существовала некая особая связь между этими людьми, воспитанными в стенах бесчисленных имперских монастырей. Даже во внешности, в мимике, в словах чувствовалось что-то общее. И в старушке-привратнице Леон видел все ту же подкупающую любовь, заботу, которая возникает у человека, общающегося с той неведомой большинству людей сущностью, которую принято именовать Богом.

Учитель Марк говорил на своих уроках, что в каждом человеке скрыто его предназначение. Иногда его можно обнаружить легко и сразу, а иногда нельзя найти вообще. И мучается тогда человек всю свою жизнь, занимаясь не своим делом. И от этой маеты и страдания плодит человек вокруг себя лишь зло, муку да уныние. Может быть, в монастыре легче найти свое призвание? Может быть, в каждом человеке скрыто служение Господу? Для этого и появился человек на этой земле?

Когда Леон пришел в «Зеленую утку», там назревала драка.

Как и обещали, стрелки пришли на попойку. Стрелков и следопытов воспитывали в стороне. Им требовалось место для стрельбищ и леса, для оттачивания навыков маскировки, охоты. Поэтому в город стрелки прибывали с огромным желанием хорошо и качественно поразвлечься. Нельзя сказать, что с паладинами у них были какие-то трения, нет. Просто, по большому счету, и подраться-то было не с кем. Воспитанники школы паладинов драться умели, стрелки тоже. Гражданских в такие стычки вмешивать было не принято. Еще покалечишь кого ненароком.

Хозяин «Зеленой утки» был мужик тертый и, видимо, сам понимал, что без драки отдых не отдых, а так, посиделки. Поэтому столы у него были массивные, дубовые, намертво прикрепленные к полу, а скамьи были выполнены из цельного дерева, и чтобы их поднять, надо было сильно постараться. Защитив таким образом мебель, корчмарь прикупил глиняной утвари подешевле, чтобы, значит, билась легко и без сожаления, да на окна повесил крепкие решетки снаружи и такие же крепкие ставни, которые можно было быстро закрыть изнутри. Стекла в окнах было все-таки жаль.

Защитив таким образом свое имущество, хозяин дал понять молодцам, что на драки в его корчме будет смотреть сквозь пальцы, если, конечно, посетители будут приходить сюда не только драться, но пить и закусывать. Кадеты все поняли и в расход корчмаря не вводили, а он, в свою очередь, не дергал городскую стражу по поводу и без.

Одним словом, драка была старой и доброй традицией, которая редко нарушалась.

Когда Леон вошел внутрь и окунулся в облако тяжелых запахов таверны, там уже закрывали ставни.

Филипп, здоровый и высоченный кадет, стоял, подбоченясь, в центре. Напротив него хмурился такой же бугай из будущих стрелков, кажется, его звали Олаф или как-то так. Хмурая, долговязая белобрысая орясина.

Леон осторожно проскользнул за спину своим.

– Где был-то? – поинтересовался Слав, друг и сосед по комнате.

– В монастыре. Сестру навещал.

– Ага… – Слав кивнул. – Это дело. Вовремя вернулся. А то лучников навалом сегодня.

Он говорил правду. Стрелков в корчме было порядком.

– А что Филипп мнется? – поинтересовался Леон.

– У него сегодня беда, – прошептал Слав. – С желудком дурно. То ли скушал чего.

– То ли не скушал, – продолжил Леон.

Слав хмыкнул.

Двое в центре вяло переругивались. Леон оценил ситуацию и понял, что у него есть немного времени. Он пробрался к стойке.

– Хозяин?

Из-под стойки вынырнула всклокоченная рыжая голова. Молодой поваренок.

– Его нету…

Леон нахмурился.

– Его нету, кадет, – поправился поваренок. – Я за него.

– Тогда подайте мне меду, хозяин, – важно сказал Леон и положил на стол монетку.

Ему очень долго приходилось привыкать к этой традиции – обращаться к незнакомому человеку по его рабочему призванию. Если же деятельность человека была неизвестна, в столице к нему было принято обращаться «гражданин». С точки зрения Леона это сильно усложняло жизнь. Но при этом делало процесс общения более церемониальным, важным. Поневоле вспоминаешь о том, кто ты есть, если к тебе обращаются «кадет».

Поваренок, польщенный таким повышением статуса, расстарался, и кружка с хмельным медом появилась на стойке в мгновение ока. Монетка исчезла в большом кошельке. Это была еще одна вещь, к которой пришлось привыкать. Деньги. Все, что окружало Леона в столице, имело денежный эквивалент. Дома, еда, одежда… Все это сколько-то стоило. Золотые, серебряные и медные монетки составляли капитал, с помощью которого управлялась Империя. Деньги не были целью, но механизмом, удобным и универсальным настолько, что крестьянин из далекой пограничной деревни привык к нему очень быстро и вскоре ловко рассчитывал выгоду и ориентировался в ценах.

Леон, взяв кружку, огляделся. В корчме было пусто, если не считать готовящейся драки между воспитанниками различных воинских школ и нескольких мужчин крепкого телосложения, с интересом рассматривающих кадетов. Один из них показался Леону знакомым. Где-то видел, но где? Мужчина большого роста, широкий в плечах. Но не воин. Эту разницу Леон научился определять быстро. Упражнения с мечом, секирой или копьем развивают определенные мышцы, спрямляют спину, но не разносят плечи и бицепсы до такого состояния. Какой-нибудь кузнец или кожемяка страшны своей силищей, но меч им скорее мешает. Дай им дубину, тяжелый топор на длинной ручке, а если телом послабее, копье – цены такому ополченцу не будет. Особенно если не один он, а гуртом.

Этот мужчина за столом был как раз из таких, крепких, такому, пожалуй, под кулак лучше не попадаться, если влепит, мало не будет.

Леон напряг память, чтобы вспомнить, где же он видел его? Эту бороду, усмешку.

И тут началось!

Хитрый Филипп все-таки умудрился вывести противника из себя.

– А знаешь, Олаф, почему у тебя волосы желтые, как солома?!