Владислав Выставной - Нет правил для богов

Тот оглушительно всхрапнул и проснулся. Брезгливо столкнул с себя нелепо копошащегося Гроша.

– Какого Бетрезена?! – заорал гном неприятным визгливым голосом. – Чтоб тебя разорвало, косолапый сопляк! Бросить тебя в воду на потеху мерфолкам!

– Простите, ради всего святого, простите! – прижав руки к груди и лучезарно улыбаясь, забормотал Грош. Так он и пятился до самого носа – высокого, изогнутого, напоминающего дракона.

Гном продолжал рассыпаться проклятиями, а скучающий люд несколько оживился, вяло посмеиваясь и перекидываясь глубокомысленными замечаниями.

Я спрыгнул. Как ни старался – все-таки промочил ноги. Сзади раздался всплеск – на мокрую гальку соскочил мой назойливый попутчик.

– Наконец-то – хоть ноги разомнем! – довольно сказал он.

Я не ответил – трудно было оторвать взгляд от этой поразительной картины: пугающие дикой красотой скалы и величавый корабль посреди бескрайней хрустальной глади…

Длинные весла уперлись в дно: крепкие гребцы как следует, налегли – и ладья медленно отошла от берега.

– Спасибо! – искренне крикнул я показавшемуся на носу купцу.

И в ответ услышал лишь знакомый хохот.

Земли Империи были пустынны и мертвы. Впрочем, чего еще ожидать от этого маленького каменистого клочка суши? Ведь равнина была отделена от меня скалистой грядой, сквозь которую, как говорили, вел трудный и опасный перевал.

Впрочем, первые опасения прошли, и теперь я мог позволить себе немного расслабиться и напитаться красотой камня и воды, размышляя о том, что рассказывали об этих местах старинные легенды…

Единственным, что портило величественную картину и мешало проникнуться атмосферой, был мой новый знакомый. Он довольно насвистывал, важно расхаживал, заложив за спину руки, и оглядывал скалы с видом человека, получившего все эти красоты по наследству от почившего дядюшки-лорда.

– Эх, красота! – Грош потянулся, хрустнув суставами, от чего меня передернуло. – Благодатные места!

Я удивленно посмотрел на незваного попутчика.

– Благодатные? – повторил я. – У меня о них совсем другое представление.

– Да ладно? – ухмыльнулся Грош. – Ну-ка, поделись!

Вообще-то у меня не было никакого желания общаться с этим назойливым типом. В этих диких местах я искал вдохновения, а не пустых разговоров. Впрочем, менестрелям приходится порой выступать на публике. Более того, это и есть их работа. Но в те времена мне казалось, что Грош – слишком низкосортная публика для моего таланта. Что говорить – глупость столь же безгранична, как и вера юности в собственную исключительность.

– Эти места никак нельзя назвать благодатными, – сказал я, и голос мой окреп, как всегда, когда я касался любимой темы. Я говорил все громче, вкладывая в слова ритм и пафос, присущий героической саге, и внутренне радовался, наблюдая в глазах единственного слушателя оцепенение и нарастающий интерес. – Скалы эти неспроста названы Драконьими. До тех пор, как в этих местах были установлены жезлы власти Империи, драконы здесь властвовали безраздельно, закрывая крылами небо, играя и спариваясь под облаками. Дорагон – великий повелитель драконов – нагонял ужас на окрестные земли, совершал налеты и на отдаленные города. И в эти места никогда не пришел бы корабль, если бы Дорагона не убили во времена Первой Великой войны. Говорят, и сейчас, когда в этих местах почти не осталось крылатых созданий, великий бог драконов Дорагон охраняет эти черные скалы… В стародавние времена вершины здесь были громадны – но страшные потрясения обрушили их, превратив в обломки. Еще говорят, что где-то этот хребет соединяется с Горами Дьявола…

– Ты что же, бывал в этих местах? – с интересом осматриваясь, поинтересовался Грош.

– Никогда. – Я покачал головой. – Но иногда мне кажется, что всю свою жизнь я провел в землях Империи, Эльфийского Союза и Горных Кланов, среди демонов, нежити и драконов…

– Да кто ты такой, парень? – Впервые Грош посмотрел на меня с интересом, без присущего ему бесконечного ерничества.

– Я поэт…

– Кто?!

– Бард. Менестрель. Я знаю множество историй про эти земли…

Грош прыснул со смеху и сказал – снисходительно и, как мне показалось, облегченно:

– Поэт! Вот умора! А я-то думал… Впрочем, я с самого начала удивлялся: что за бандуру ты собой тащишь? Фу-х… А то уж напугал меня своими страшными сказками…

– Это не сказки. Саги и баллады – всего лишь поэтическая форма, в которой описываются подлинные события. Так они лучше запоминаются и производят особое впечатление на слушателей…

– Это да, – кивнул Грош. – Впечатление ты произвел. Только никому здесь не говори о своем занятии. Не поймут. В лучшем случае засмеют, да и разговаривать всерьез не будут. Ну а могут и прибить – на всякий случай…

В тот момент я почувствовал, как почва уходит у меня из-под ног. Все, что я считал лучшим в своей жизни, увлекательным, важным, почти святым, – подверглось презрительному осмеянию.

– Поэт – уважаемое ремесло… – дрожащим голосом сказал я. Пальцы сами собой сжались в кулаки.

– Расскажи это гномам, – хихикнул Грош. – Они-то знают, что такое настоящее ремесло…

Первый раз в жизни я пришел в бешенство. С каким-то невообразимым воплем бросился на обидчика…

И упал в воду.

До этого я никогда не дрался. В селении нашем люди были обстоятельные, работящие и добрые. Так уж сложилась жизнь, что о настоящих кулачных боях мне было известно лишь из лихих песен изредка проходящих бродяг. Грошу даже не пришлось меня бить: ловко увернувшись, он поставил подножку – и я полетел носом в речную гальку.

Обиженно дзынкнули за спиной струны лютни, и надо мной раздался примирительный и оттого еще более раздражающий голос:

– Ну, брат, это не дело. Ты же драться не умеешь! Куда тебе в Невендаар соваться?

Я не ответил. Сел по щиколотку в воде, осторожно снял лютню, осмотрел. Вроде бы не повредил…

Обида и злость разъедали душу, и в ней больше не было места для вдохновения.

Я был не просто повержен в драке. Я получил серьезный урок жизни.

А мой милосердный победитель продолжал разглагольствовать, стоя надо мной и задумчиво сложив на груди руки:

– Слушай, приятель. Еще не поздно вернуться на корабль – вон они только грести собираются. Сейчас крикнем – и отправишься домой, к мамочке…

Договорить я ему не дал: вскочил и снова бросился на обидчика. На этот раз он даже увертываться не стал – просто, не особо напрягаясь, толкнул меня ладонью в грудь, умудрившись при этом перехватить за гриф лютню. Я кубарем полетел обратно в воду, а Грош остался стоять, с любопытством вертя инструмент в руках. Ударил по струнам – и лютня отозвалась отчаянно фальшивым звуком.