Владислав Выставной - Нет правил для богов

Иноэль вновь замолчала – и замолчал ветер, умолкли птицы. Словно чувствуя гнев небес, все живое сжалось в ожидании приговора.

А Иноэль говорила:

– Но сложно с высоты небесной понять – что же движет смертными, что заставляет их вести себя столь неразумно, жестоко, мерзко? Что стоит Всевышнему одним дуновением стереть неудачную картину мира?..

…Мне казалось – сейчас потеряю сознание. Прикосновение к бездне – вот что я ощутил, слушая Иноэль! Холод бесконечного «ничто», в которое вот-вот обратится весь наш беспечный мир…

– Но Всевышний милостив, – сказала Иноэль. – Его ангелы должны разобраться, отделить зерна от плевел. Спуститься вниз, ощутить себя простыми смертными – и понять, что заслуживает жизни, а что должно быть стерто навсегда с лица Невендаара. Я – первая из ангелов, кому предстоит пройти по земле и принять решение. И должна сказать вам: первое, с чем мне пришлось столкнуться в этом мире, были грязь, кровь и ужас. Очутившись в плену этих ужасных зеленокожих созданий, я думала, что это худшее, что могло со мной случиться… Но потом пришли другие – и мой собственный страх растворился в ужасе и ярости кровавой бойни. И теперь я не знаю – стоит ли продолжать мой путь или же мое решение предопределено заранее?

Мы молчали, потрясенные откровением небесной посланницы. Что ж, с ней трудно было спорить. Ненависть, предательство, злоба – все это уже стало повседневностью Невендаара. И кому, как не ангелу, презрительно указать нам на наше собственное несовершенство?

– Я призналась вам в главной цели своего визита, – сказала Иноэль. – Но подробности могу сообщить лишь тому, кто обладает высшей властью в Империи – таково условие Изериля.

– А почему вы выбрали именно людей? – спросил Ламберт. – Неужели оттого, что они лучше других рас?

– Вы даже не представляете, насколько ошибаетесь, храбрый воин. – Иноэль покачала головой. – Люди выбраны Изерилем как раз потому, что они – самая противоречивая раса Невендаара. В них более, чем во всех прочих, сочетается несовместимое. Свет и тьма раздирают души людей. И поводов для того, чтобы даровать людям право на дальнейшую жизнь ровно столько же, сколько и для того, чтобы стереть даже память об их существовании…

– Самое печальное, что люди сами понимают это противоречие… – осторожно вставил я.

– А вот это обстоятельство как раз и дает им шанс остаться в числе рас многострадального Невендаара, – сказала Иноэль. – Впрочем, сейчас я еще дальше от однозначного решения, чем в самом начале своего пути. Надо еще многое увидеть, многое обдумать…

Она нахмурилась и добавила:

– Очень тяжелые мысли посетили меня в этой ужасной крепости. Зеленокожие существа, похожие на людей, но со звериными душами, заставили меня усомниться в правильности выбранного пути, вызвали желание отказаться от мысли спасти этот мир…

Иноэль вдруг посмотрела на меня:

– Но я была не совсем права. Чуть позже я поняла, насколько трудно вам, смертным, вечно пребывающим в плену своих страстей. Я вспомнила, что не страх и не злоба встретили меня на земле. Первым, что я ощутила в этом мире, была музыка. Твоя музыка, Свидрик.

Иноэль смотрела на меня и улыбалась. И я ощутил острый прилив счастья – который казался бесконечным после минут тягостного уныния.

В этот момент я понял, что сделал наконец свой выбор.

…Мы стояли на коленях, сжавшись в ожидании всех мыслимых кар, а над нами, являя собою пример праведного гнева, возвышался Ламберт. В руках его был меч, который он, не удержавшись, выхватил из ножен, едва до него дошел смысл моих откровений. Не знаю, что удержало его от немедленной расправы с нами, но смею предположить – исключительно присутствие небесной посланницы. Вряд ли после ее рассказа Ламберту хотелось стать еще одним доказательством безмерной человеческой жестокости.

Однако и мы с Грошем после моих признаний не являли собой примера чистоты и праведности.

Ничего не понимающий Грош смотрел на меня с изумлением: видимо, в его глазах самым низким предателем оказался именно я. Возможно, так оно и было. Трудно сделать выбор между любовью и дружбой.

Но в тот момент для меня выбора не было.

Я просто подошел к Ламберту и выложил все как на духу – и про отца Себастьяна, и про вора Зага, и про наши многочисленные козни. Неудивительно, что первым ответом мне был крепкий рыцарский кулак, и продолжение происходящего я наблюдал уже снизу – распростершись на земле.

– Выходит, я сам впустил предателей в свой круг? – говорил Ламберт, несколько успокоившись, однако не теряя опасного огонька во взгляде. – Признаться, такого коварства я не ожидал. Что ж, ловко – просто слов нет…

– Пощадите – ведь мы сами раскрылись вам! – ныл Грош, понимая, что отпираться не имеет смысла. – А помните – ведь это я вывел вас из крепости! Ведь было, да?

– Было, – не стал спорить Ламберт. – Но было и другое, верно? Вы привели нас в логово виверны? Вы лишили моих слуг лошадей? Знаете, что за одно только ваше мошенничество я, имперский рыцарь, обязан убить вас на месте?!

Самым диким в этой сцене было то, что Иноэль спокойно наблюдала за происходящим – словно ее вовсе не волновала наша судьба. Самое время возмутиться: «Как же так – ведь я это делаю только ради тебя!»

Но тут же пришло неприятное отрезвляющее понимание.

Что ей мы, двое ничего не значащих людишек, когда перед ней стоит вопрос о существовании целых народов, целых рас? Как ничтожны наши мелкие пакости по сравнению со страшными кровопролитными войнами, пронесшимися по Невендаару и вызвавшими гнев Всевышнего?!

Впрочем, несмотря на эти рассуждения, жить мне все-таки хотелось. И я, как бывало уже, мысленно возопил к могучему магу Горензефу. И снова маг не счел нужным отозваться на мои мольбы. Видимо, не казалось ему достойным применение магических усилий во спасение наших шкур.

С одной стороны, это могло значить, что нашим жизням все-таки еще суждено продлиться. С другой – маячащий над головой сверкающий Андогур лишал наше ползание по травке малейших остатков душевного комфорта.

– Самое отвратительное, что сдавать вас инквизиции бессмысленно, – с отвращением сказал Ламберт. – Из вас просто вытряхнут пыль – и пустят на новые подлости…

– Отдать столичным судьям? – с сомнением произнес Стаффорд.

– Это, конечно, можно, – сказал Ламберт. – Но тащить их с собой до самой столицы… Так-то были хоть слуги. А теперь, получается, – ни слуг, да еще и пленников тащить…

Грош, несколько оправившийся от гнева благородного рыцаря, заговорил с присущей ему вкрадчивой жуликоватой убедительностью:

– Благородные рыцари и, вы прекрасная посланница, будьте свидетельницей – не было в наших душах ни малейшего злого умысла! Проклятый Себастьян застращал нас так, что мы и сами до сих пор не понимаем, где правда, а где ложь! Страх – вот что мешало нам распахнуть свои сердца с первых минут вашего благородного участия в нашей нелегкой судьбе!..