Ник Перумов - Имя Зверя. Том 2. Исход Дракона

«Я тоже люблю тебя, – улыбнулся Тёрн. – Просто боялся сказать. Не хотел… тянуть за собой. Но всё равно – когда ты рядом, я знаю, что не поверну и не повалюсь. С тобой и за тебя, доньята!»

«С тобой и за тебя», – повторила она. Слёзы, похоже, уже лились ручьём.

Фигурка Тёрна остановилась перед пастью Дракона, руки дхусса были широко разведены. Вновь зазвучала Арфа и – о чудо! – на сей раз Алиедора слышала её совершенно отчётливо.

Яростная, побеждающая музыка. Поток чистой силы и света, обретший плоть в звуках. Дракон медленно, словно с трудом, повернул отвратительную башку, тупо воззрился на дхусса. Огромная пасть распахнулась, Гончей показалось – оттуда потянуло тухлятиной.

Но Беззвучная Арфа резала, словно нож, проникая сквозь покрывшуюся серым мхом броню, тянулась вглубь, растекалась по жилам зверя – и к творимой Тёрном музыке примешивалась сейчас кровь самой Алиедоры.

Капля крови Белого Дракона, только теперь она поняла истинный смысл слов кора Дарбе. Способные крушить горные цепи и обращать в иссушённые пустыни целые моря, великие Силы слепы и беспомощны, если не оживлены горячей человеческой кровью.

Была ли она, Алиедора, на самом деле «избрана», «отмечена» какими-то особыми небесными знаками? Или просто требовалось то неведомое, что составляет сердцевину души каждого, кто встаёт, выходя на безнадёжный бой.

Алиедору отделяли от Белого Дракона неизмеримые бездны пространства – и в то же время он был совсем рядом, протяни руку – и коснёшься. Гончая протянула – с кончиков пальцев срывались мелкие капельки крови, тотчас распадавшиеся на совсем крошечные, почти невидимую алую пыль. Пыль плыла, оседая на грязно-серой броне, и Дракон начинал изменяться.

То уродство, что являлось Алиедоре ранее, бельмы на глазах, отвислые брыли, грязно-серый цвет чешуи – всё исчезало сейчас, смываемое её собственной кровью. Снежная белизна, пробивавшаяся сквозь алое, глаза цвета старого янтаря, блестящая чешуя – панцирь героя.

Дракон наливался силой, преображался, рос.

«Теперь ты поняла», – сказал кор Дарбе, останавливаясь рядом с ней, задержавшись на краткий миг перед тем, как вновь вернуться обратно, в великую процессию душ.

«Едва ли, – подумала Алиедора. – Ты ведь сам не знал, что творишь, вожак варваров. Ты ощупью искал дорогу дикарским своим чутьём, не более того. Однако – смог найти и смог вывести на верный путь меня саму. Спасибо тебе, вождь варваров. Спасибо за всё, даже… даже за чёрный куб».

Кружилась голова. Кажется, это всё? Капля крови сольётся с Белым Драконом, сделает его таким, каким ему следовало стать, и уйдёт, растворится в нём навеки?

Сердце дхусса билось сильно и ровно. Ещё немного, и дело будет сделано, она вернёт его, она оживит уходящего, и всё будет хорошо.

Однако чем сильнее, чем чище и прекраснее становился Белый Дракон, истинно милостивый и по-настоящему милосердный, тем слабее и реже звучали удары дхуссова сердца.

Я его убиваю, пронзило Алиедору словно ножом. Я убиваю Тёрна, чтобы жило это страшилище! Конечно, сейчас оно уже совсем не страшилище, но всё равно, всё равно – слишком хорошо Алиедора помнит изначальный облик Дракона милостивого, милосердного.

Она дёрнулась, но бесполезно. Их связало накрепко.

«Девятый Зверь приходит, чтобы положить конец Зверю Восьмому, – сказал на ухо невидимый Единорог. – Белый Дракон победит Чёрную Гидру и откроет дороги. Развяжет пути. Тогда мы сможем стать теми, кем должны».

Что за чушь?! Белый Дракон… победит Чёрную Гидру… что за детские сказки? Нянюшка куда лучше рассказывала!

«Иногда серому действительно не остаётся места. Иногда меньшего зла не существует, а остаётся одно зло, очень большое и страшное».

– Нет! – проревел Дракон, расправляя кольца на полнеба. – Ты не уйдёшь. Ты не можешь уйти. Мы только начали. Дорогу можно осилить лишь вместе, нам с тобой.

…Это было словно жестокий удар, удар, швырнувший её обратно на жёсткий камень, в ночь, на заливаемый Гнилью Смарагд, на высокий каменный столп, откуда нет и не может быть выхода.

– Спасибо, – сказал Дракон, извиваясь среди туч. – Прости, что так всё кончилось, но… иначе кончиться и не могло. Нет больше ни того Дракона, что ты увидала в небесах, нет и Тёрна, но есть я…

– Ч-что? К-как? – только и смогла пролепетать Алиедора. Чьи-то руки оттащили её от бездыханного дхусса, что-то обжигающее коснулось многочисленных ран.

– Он принёс себя в жертву, заплатил последнюю, самую высокую цену. Погиб не на миру, где смерть красна, в одиночестве… вернее, лишь с одним другом, что стоял с ним плечом к плечу, с тобой. Однако жертва есть жертва. Мне пришлось взять его. Но он ещё вернётся, потому что я – это и дхусс тоже.

Алиедора отвернулась, по щекам катились давно и прочно позабытые слёзы.

«Я люблю тебя, дхусс, – колотилось в голове. – Я люблю тебя, но не успела даже обнять по-настоящему».

– Я иду, – просто сказал Дракон, и Алиедоре почудилось смущение и раскаяние в нечеловеческом гласе. – Время истекает. Гниль всё сильнее, и тут ничего не сделают ни Семь, ни Восемь, ни даже все Девять Зверей, объединись мы с Гидрой. Великая Осень, завершение круга. Листьям суждено опасть.

– Что?! – заорала Алиедора, глуша яростью неизбывные тоску и боль, эхо простого, незамысловатого «я люблю тебя». – Какая «осень»?! Это враки! Древо вечно! И Листья на нём! Это так! Иначе и быть не может!

– Почему? – спросил Дракон. Скорбь в его голосе сделалась нескрываемой. Это говорила уже не просто слепая, хоть и могущественная Сила, поставленная управлять ходом времени и светил. – Почему ты так уверена, капля моей крови? Давшие нам жизнь Изначальные, чью природу постичь невозможно, заложили круг вечного обновления, где смерть – неизменная спутница жизни. Чтобы Древо жило вечно, Листья должны опадать, питая корни. Преобразуя элементы, пространство и само время, Древо вырастит новые. Новая жизнь оплодотворит их чудесной силой, сознание дарует мудрость, но она же и заставляет страдать. Но именно это, сила разумных рас, и делает Листья тем, что они есть – незаменимой пищей для Древа, залогом того, что Оно и в самом деле будет стоять вечно.

– А люди, значит, этакие мураши, истребляют вредных гусениц и жуков-короедов, – зло бросила Гончая. – А когда наступает осень – мы должны умереть?

– Как и всё живое. – Дракон смотрел прямо в глаза Алиедоре. – Как умру в своё время и я, уступив место иной форме, иному смыслу, что станет хранить новый мир.

– Спасибо, утешил! – отвернулась доньята.

– Тебе пора, – мягко сказал Дракон. – Времени мало, а сделать предстоит ого-го сколько.

Её мягко толкнуло в грудь. Белая дорога, великая тропа душ меркла, сквозь завесу видений всё ярче и жёстче проступали очертания «настоящего» мира.