Александр Золотько - Слепцы

Это он их подвел. Каждого из них. И Заику убил. Сам убил, своими руками. И Дылду ранил, и Рыбью Морду.

«Лучше бы подох там, в снежной круговерти», – думал Хорек. А что думали остальные, про то только они и знали.

– Кто такой Серый Всадник? – спросил Рык.

– А не знаю… – растерянно ответил Хвост. – Рыбаком клянусь, не знаю.

– И видел его первый раз сегодня?

– Нет, не первый раз. И в этом году видел, и в прошлом…

Этой зимой так раза три. Нет, четыре. На тракте. Кулак совсем озверел недели две назад, когда его Хвост в зернь обыграл, стал чуть не каждый день к тракту гонять. В дозор. Несправедливо, а только ничего не поделаешь; да и мужики довольны: ржали, подначивали – им-то меньше ходить выпадало.

– Не болтай, – посоветовал Рык. – О Сером говори.

– О Сером… – кивнул Хвост. – Так и я о нем. Я сани вначале приметил, хитрые такие, с коробом этим… Летом такой же короб стоял на телеге.

Потом уже на конных посмотрел. И заметил, что возница или еще кто из конных могут быть разными, а главный – всегда на сером коне да в плаще. Лица не разглядел, а одежу да коня – в подробностях.

И вот чего этот Серый так запомнился: всякий раз, как он мимо шайки проезжал, так обязательно слуга с постоялого двора появлялся, вроде как припасы привозил. А как проедут хитрые сани и Серый этот, так сразу и уезжал обратно. Да только странно получалось…

Лицо Хвоста стало немного удивленным.

– Странно: я видел Серого Всадника, когда он к Базару ехал. А вот обратно – ни разу. Точно. Все туда.

– Последний раз когда он проезжал?

– То, что я видел? Три дня назад. Точно. Значит, Серый этот, с ним конный.

– Возничий?

– Был возничий, а что?

– Я спрашиваю, возничего ты рассмотрел?

– Возничий как возничий… Он же сидел, а я к тракту близко не подходил, чтобы не наследить. Что там рассмотришь? Шапка на глаза напялена, воротник тулупа поднят, только бороденка торчит.

– Рыжая? – спросил Рык.

– Рыжая, – кивнул Хвост. – Огненная. Я такого и не видел раньше. Как огонь.

Рык отвернулся от пленника, посмотрел на ватажников:

– Все перевязаны?

– Все, – кивнул Кривой. – Заику только не перевязали.

Рык глянул на ватажника исподлобья, но промолчал.

– Вернемся к постоялому двору? – предложил Враль. – Я так полагаю, что есть у нас разговор к хозяину.

– Не зря он мне не понравился, – добавил Кривой. – Чуяло сердце…

– И что ты будешь делать там? – спросил Рык.

Враль улыбнулся широко.

– Запалим дом, подождем, когда разбегаться начнут… – улыбка стала еще шире, будто о гулянке какой рассуждал Враль, – тут мы их и встретим.

– Кто?

– Как кто? – удивился Враль. – Мы.

– Заика на холме. Дылда да Рыбья Морда сейчас не бойцы, хорошо еще на ногах стоят. Дед…

Дед вздохнул.

– И Дед тоже не сможет. Лучников у нас, считай, нет. Да и всего получается пятеро с Хорьком.

Дылда скрипнул зубами и сплюнул.

– Пятеро, – повторил Рык. – А на постоялом дворе – хозяин с сыновьями, да слуг с десяток. Управимся, как думаешь?

Враль промолчал.

– Вот и я так думаю. А ждать нам нельзя: теплом тянет, со дня на день лед в порту Базара может потаять. За кораблями не погоняешься. Так?

– Так, – вынужден был согласиться Враль. – Но на обратном пути…

– На обратном пути, – сказал Рык, снова поворачиваясь к пленнику. – Кто вам приказывал?

– Я же говорил уже – Кулак про то знал. Он уходил куда-то, а потом возвращался и говорил – по коням. Кулак знал, – Хвост говорил, словно извиняясь, что не может всего рассказать.

Он понимал, что так или эдак, а из рощицы он не уйдет, тут останется. Но вот последний его миг зависел от настроения этого угрюмого ватажника в полушубке, забрызганном кровью.

– Не вспомнишь?

– Так и вспоминать нечего…

Рык чуть наклонил голову, словно прикидывая, примеряясь, – так обычно примеряются лесорубы, перед первым ударом топора по дереву. Так же вот когда-то смотрел на дерево, которое собирался срубить, и отец Хвоста. И почему-то Хвосту вдруг вспомнилось, как приносил он отцу на вырубку еду, как наблюдал с восторгом и благоговением за падающими с грохотом и хрустом соснами, как вдыхал смоляной запах и мечтал по детской глупости вот также валить деревья.

Вспомнил он и о том, какие громадные сосны росли возле их села – высотой до неба, неохватные, и о том, каким сказочным витязем, повергающим наземь великанов, выглядел отец.

Больше никогда в жизни не видел Хвост таких сосен. И умрет сейчас привязанным к чахлому дереву, ствол которого легко можно обхватить руками, даже скрученными за спиной.

Рука Рыка легла на рукоять кинжала.

– Постой, постой, – всполошился Хвост. – Вспомнил я. Вспомнил. Я ведь в шайку Кулака не просто так попал, меня ж в порту схватили. И сам Старый Крыс со мной разговоры вел, спрашивал про все. Старый Крыс знает, для кого нанял меня и других. Должен знать.

– Кто такой?

– Его в Порту все знают. А в городе все слышали о нем. Он места среди нищих определяет, решает, кому можно побираться, кому нет. И где. У него пальцев на левой руке нету, но в правой – силища неимоверная. Одной рукой горло здоровенному рыбаку раздавил. Даже хребет лопнул, я сам видел, – Хвост заискивающе улыбнулся, глядя в глаза Рыка. – Вы его поспрашивайте, только добраться до него непросто.

– Старый Крыс, – медленно, вслушиваясь в каждый звук, повторил Рык. – Хорошо.

Рык оглянулся на ватажников, поправил на голове шапку:

– Выезжаем.

Сани выползли из рощицы на тракт. Хвост и Рык остались одни.

Рык медленно вытащил нож, тронул острие пальцем.

Хвост, не отрываясь, смотрел на лезвие.

В живот? Или в сердце?

Если недоволен ватажник, то умирать с раной в брюхе придется долго.

– Я больше ничего не знаю, – извинился Хвост. – Все сказал…

– Я тебе верю, – Рык подошел к Хвосту, наклонился к его уху. – Не нужно было тебе из сотни своей бежать.

– Дурак, что из дому ушел, – возразил Хвост. – Дурак…

Его тело дернулось и обвисло на веревках. Рык хотел вытереть лезвие ножа об одежду убитого, но передумал, сунул несколько раз в снег и вытер об полу своего полушубка.

Сбежал к тракту, пробежал мимо обоза, вскочил на передние сани.

– Я не хотел, – сказал Хорек Деду, когда рощица скрылась из виду. – Я не знал…

– Не знал, – согласился Дед. – И кто бы знал? Мужики это тоже понимают, не сомневайся.

– А Дылда?

– Что Дылда? Дурак он, твой Дылда. Позлится и остынет, – Дед держал вожжи левой рукой – берег правую, – постанывал, когда сани дергались. – Заживет рана – он и успокоится.

– А скоро? У него вся одежда в крови, в рукаве здоровенная дырища…

– А это как на роду написано. Если Кривой все сделал правильно, если в рану не попало чего-нибудь этакое… Если наемнички оружие дрянью какой не мазали…