Наталья Метелева - Эльфийский посох

Едва она ушла, хранитель сказал:

— Вот он и появился, тот друид Древа Смерти, которого мы ждали. Но, видишь ли, мой юный друг, темный эльф не мог изуродовать тебя мечом с Выжженных Земель — он к нему просто не подступился бы. Я изучил в пути все следы. Когда Алкинор оживал, его не мог коснуться никто, кроме нас с тобой, твоего сына и, может быть, проклявших клинок демонов. Ты напрасно пытаешься скрыть от меня, что изувечен собственным сыном. Вот потому-то ты и не использовал свиток, а нежить просто воспользовалась моментом. Так ведь?

Губы лорда сжались в жесткую линию:

— Я не мог убить его.

— А ты не подумал, что случится с эльфами, если такой сын лорда Даагона получит древо Эрсетеа полностью?

— Не полностью. У меня будет много наследников. Надеюсь.

— И ты не захотел подумать, как отразится на них такое соприкосновение? Какая чудовищная сила войдет в их кровь, искажая саму суть эльфов, подобно проклятому мечу. Ты решил, что все можно исправить за счет их душ, особенно таких чистых, как душа Эосты. И это спасет не только жизнь твоего сына, но и его извращенный Древом дух. Так?

Лорд прикрыл веки, но старый маг продолжал пытку:

— Так вот, они не смогут удержать древо рода Эрсетеа от такой чумы и падут первыми. Твой сын — главный корень Древа Смерти, не забывай. Его сущность — смерть. Когда он убивает — не важно, кого, — Древо дает ему невероятные силы, ведь их связь сохранена, хотя ритуал и не завершен. Он просто растянулся на тридцать лет. Твой сын — уже чудовище. После того, что он с тобой сделал, у меня не осталось в этом никаких сомнений.

Даагон стиснул зубы от боли. Не той, что жгла его позвоночник и руки, а от черного огня, сжигавшего сердце.

Старый маг взирал на него все так же сурово. Его совсем не впечатлили терзания эльфа, не исполнившего своего высшего долга.

— Ты отдаешь эльфов Древу Смерти, Даагон. Своими собственными руками. Потому что не смог убить сына даже тогда, когда он убивал тебя.

— Он сопротивляется Древу тридцать лет, — прошептал лорд. — С того мига, как его, новорожденного младенца, кто-то спас от друидов. Мальчик бы не смог сопротивляться, если бы кто-то извне не помогал ему. Значит, этот кто-то тоже верит в него, верит, что мой сын справится со злом внутри себя.

Хранитель покачал головой:

— В него ли? А может, он верит в эльфов? В то, что мы отыщем спасение? Да, этот неведомый спаситель совершил чудо и дал нам отсрочку, хвала Галлеану, но вряд ли он не понимал, что первоприношение Древу рано или поздно свершится. Спасение нашлось, и даже было у тебя в руках — свиток. Но ты не смог им воспользоваться.

— Причина не только в том, что он мне сын, Хоэрин. Его вообще нельзя убивать, иначе Древо сразу его получит. Да и как убить того, кто жив только наполовину?

— Этим заклинанием — можно, — возразил Хоэрин. — Затем я тебе его и дал. Заклинание петли времени рассеет твоего сына полностью, словно он не был рожден. Древо Смерти не получит ни его плоти, ни его духа. И я очень надеюсь, что само Древо также не оправится от такого удара — ведь у него не станет начала.

— Но не рассыплется ли оно на сотни других? Ведь были и завершенные жертвы, пусть и малые. Что мы вообще знаем об этом Древе?

Хоэрин задумался:

— Верно, мы не знаем о нем ничего. Но даже если ты прав и оно рассыплется, то это будет уже не Древо Смерти, а нечто значительно более мелкое, подобное хищным хуорнам. А с разумными деревьями мы уже имели дело. Риск, конечно, велик, но бездействие рискованнее, и не будет большей беды, чем та, что грядет. Ты обязан уничтожить своего сына, лорд Даагон. Только ты, его отец, сможешь сделать это.

Лорд чуть приподнялся на локте:

— Я думал, ты мне друг, Хоэрин.

— Тебе, носитель огня Галлеана. Только тебе я друг. Но не порожденному тобой и слугами Мортис чудовищу.

Едва ведомый Энрахом отряд миновал широкий перелесок, отделявший вотчину клана Иссианы от соседнего леса, его встретили дозорные рода Вереска. Узнав стража троп, их незамедлительно пропустили, но, углубившись в чащу всего на час пути, новый командир поднял руку, приказывая остановиться.

— Ждем здесь до заката, чтобы клан Иссианы думал, будто мы ушли, а потом возвращаемся за лордом. Позор для воинов — оставить своего командира в плену, да еще когда его жизни угрожает опасность.

— У нас другая задача, — возразила Тинира. — Мы идем за Посохом Духа, сколько бы нас ни осталось.

— Не забывайся, лучница, здесь командуешь не ты, — отрезал Энрах. — Если ты после всех унижений еще и оставишь Даагона врагу, весь Альянс будет знать: отныне каждый может плюнуть в лицо клану Гаэтер, и вы покорно утретесь. Неужели твои сородичи могут спустить предательство?

— Не тебе говорить за мой род! — взорвалась Тинира. — Теург сказала — идти дальше, и это наш долг!

— Почему же тогда она сама не пошла с нами, ты не подумала? — неожиданно мягко спросил Энрах. — Разве это не ее долг в первую очередь? Подумай, Тинира, способна ли могущественная магесса отправить нас к враждебным гномам почти безоружными?

Энрах проникновенно улыбнулся, заметив, что лучница растерялась, и его обычно жесткий голос стал обволакивающим, проникающим в разум собеседника:

— Нет, Тинира, теург не могла так поступить с нами. Приказ идти в горы дан только для отвода глаз, чтобы усыпить бдительность Иссианы. Тиаль надеется, что мы поймем ее. Она ждет нашего возвращения и ударит по вероломному клану изнутри, для того и осталась там. И мы не можем обмануть ее ожиданий, не можем позволить торжествовать нашим обидчикам. Потому мой приказ: после заката освобождаем лорда из позорного плена.

Лучница прошипела в ответ что-то неприличное, но сникла: слова Энраха были похожи на правду. Тинира сама втайне недоумевала, почему теург клана Гаэтер отказалась от мести? А Тиаль показала это, заговорив с предавшей ее дриадой.

— Ты предлагаешь повернуть против Иссианы оружие, которое она сама вложила в наши руки? — спросил один из стражей.

— Вложила, но только после того, как по ее вине мы лишились своего! — оборвал его другой. — Да и оружие, сказать по чести, так себе.

— Попробуем выкрасть Даагона ночью, — предложил Сонил. — А не получится тихо, так и пусть. Там у них одни женщины, справимся. Заодно верну лорду эту штуку, а то уж больно она, зараза, горячая.

Он вытащил из-под плаща ком листьев и развернул, то и дело дуя на пальцы. Это оказалась тусклая, как запыленная смола, магическая сфера, некогда венчавшая жезл Даагона. Вор гордо оглядел столпившихся товарищей:

— Не мог же я оставить недругам не только командира, но и его оружие!

Тинира фыркнула:

— Ну да, зато ты оставил безоружным его самого.