Антон Медведев - Орден Люцифера

— Люцифер — значит «светоносный». Тот, кто несет свет. Помнишь, Ева отведала яблока с древа познания? Попы утверждают, что в этом и заклю­чалось грехопадение, что вследствие этого поступ­ка человек стал способен различать добро и зло. Можно долго спорить о том, хорошо это или пло­хо, но суть от этого не меняется: человек получил новую способность. То, чего раньше у него не было. Я бы сказал, что человек стал мудрее. И если уче­нье — свет, а не ученье — тьма, то Люцифер, дав людям это знание, дал им и частичку своего света.

Частичку мудрости. За что и был наказан, — Вик­тор усмехнулся. — Знание — основа правильного восприятия мира. И Люцифер, в отличие от Бога и его приспешников, готов давать знание людям. А знание, как утверждал старик Бэкон, — сила, верно? Ты прикоснулся к знанию иных миров — и посмотри, как изменились твои картины И это только начало. Знание изменит тебя: в отличие от тех, кто верит, ты будешь знать. И это знание тебе даст именно светоносный Люцифер, и никто иной. Именно поэтому наш орден и называется орденом Люцифера.

— Понятно, — ответил Илья. Ты говорил, что руководишь российской ветвыо ордена. Так почему ты не в Москве?

— А что, для этого обязательно нужно жить в столице? Штампы, Илья. Мне без разницы, где жить. Хотя вру — я живу там, где мне нравится. То есть здесь. Ну подумай: здесь нет московских пробок, нет всей этой вечной столичной суетьт. Да и воздух гораздо чище.

— У тебя есть какой-то начальник?

— Чисто номинальный... — Виктор пожал пле­чами. — Недавно ему обломали рога — не в прямом смысле, конечно. Его влияние сильно ослабло. Да и как маг он никогда не представлял из себя ниче­го особенного. Так что я всерьез подумываю о том, чтобы прибрать эту контору к рукам.

— Ну а есть кто-нибудь над орденом? — про­должал допытываться Илья.

— Как таковых начальников больше нет. Но мы, как и многие другие подобные структуры, вхо­дим в черное братство. Правда, во всем этом на сегодняшний день больше бюрократии, чем чего- то реального. Правит тот, у кого есть сила, Илья. Все эти старые маразматики давно ее утеряли, а у большинства ее никогда и не было. Поэтому ре­ально я подчиняюсь только Люциферу и никому

больше. К слову, во славу нашего господина не грех и выпить, верно? — Виктор с усмешкой взглянул на Илью и вновь потянулся к бутылке...

Этот разговор дал Илье очень многое. В его душе происходил переворот: он ужасался тому, как мог не видеть всех этих истин раньше, как мог не понимать, что весь этот огромный чудесный мир создан именно для него. Люди веками загоняют себя в ловушки служения: государям, обществу, богам или кому-то еще. Но мало кто отваживался служить себе и только себе. А Сатана — как много люди нагородили вокруг него лжи! Ведь он хотел лишь одного — свободы. И ведь почему взбунто­вался именно он, Денница — не потому ли, что был первым Божьим ангелом, обладал самым ясным умом? И не потому ли именно он первым пожелал стать свободным? За это «милосердный» Бог сверг­нул его с небес, за эту неистовую жажду свободы Сатану клеймят уже не одно тысячелетие. Разве это справедливо?

— Как я был глуп... — шептал Илья, сидя ве­чером после того разговора в своей мастерской. — Я смотрел — и не видел. Что является мерилом истинного пути? Достижения. Вот они, мои кар­тины — они сами говорят за себя. Всю мою жизнь меня учили быть добрым христианином, подстав­лять левую щеку после правой. Я верил тебе, Го­споди, я надеялся. В самые трудные минуты моей жизни верил! Верил, что смотришь ты на меня, что знаешь обо мне, что не покинешь. Но что мне дала моя вера — что? — Илья посмотрел в потолок и горько усмехнулся. — Ничего. Ты привел меня к нищете, ты не дал мне ничего. Ни-че-го, понима­ешь? Я оказался на краю пропасти, я начал ду­мать о смерти. А Сатана за какие-то дни дал мне все. Дал талант, деньги, друзей, женщин. Дал мне возможность уважать самого себя. Кем я был при тебе? Ничтожеством. Ну так и оставайся же Богом

ничтожеств! Нет у тебя права спрашивать с меня — нет! Я сделал свой выбор и не жалею о нем...

Теперь, думая о встрече с Ольгой и вспоминая тот день, Илья едва заметно улыбался. Все пра­вильно — так и должно быть. Каждому — свое. Од­ним — стоять на коленях и вымаливать прощение, а другим — просто жить, беря от этой жизни все, что можно взять. Виктор был прав: не возьмешь ты — возьмут другие.

К ресторану он подошел почти на час рань­ше. На нем были новый костюм, темное доброт­ное пальто и новая обувь, днем Илья подстригся в элитном салоне — новый статус требовал и ново­го имиджа. Деньги на это у него были: в прошлый раз перед расставанием Виктор сунул ему в кар­ман тугую долларовую пачку. В ответ на попытку Ильи отказаться только усмехнулся и сказал, что это подъемные.

Чтобы не было неожиданностей, Илья решил зайти в ресторан, не дожидаясь Ольги. Там его уже знали, а потому встретили с подчеркнутым ува­жением. Он сообщил метрдотелю, что в семь часов придет с девушкой, и попросил приготовить хоро­ший столик. Ему ответили, что беспокоиться не о чем, и все будет сделано в лучшем виде.

Оставалось ждать. Илья неторопливо прогули­вался около ресторана, думая о том, каким будет для него этот вечер.

* * *

К ресторану Ольга приехала за несколько ми­нут до семи. Расплатившись с таксистом, вышла из машины, огляделась — и увидела идущего ей навстречу человека. Он был в расстегнутом пальто и темном костюме, от него просто веяло уверен­ностью и силой. Девушка даже вздрогнула, осо­знав, что это никто иной, как Илья. Разительная,

невероятная перемена — куда делся тот робкий, неуверенный в себе человек?

— Привет! — первой поздоровалась Ольга, удивленно глядя на Илью. — Да тебя просто не узнать!

— Стараюсь жить в ногу со временем, — отве­тил он. — Кстати, ты тоже выглядишь неплохо.

— Спасибо, — кивнула Ольга. — И куда нам теперь?

— Пошли... — Илья взял девушку под руку и повел к ресторану.

Первое, что поразило Ольгу, когда они вошли внутрь, это подчеркнутое уважение персонала. Их усадили за очень уютный столик в глубине зала, официанты буквально порхали рядом. За считан­ные минуты на столике появилось такое изобилие блюд, что Ольга даже растерялась — сколько же все это будет стоить?

— Тридцать лет выдержки, — гордо сказал Илья, наливая вино в бокалы.

— Всего-то? — шутливо поморщилась Оль­га. — Я-то думала, лет триста...

Илья засмеялся. Смех его теперь тоже был дру­гой — громкий, уверенный.