Робин Хобб - Королевский убийца [издание 2010 г.]

— Регал был бы сумасшедшим, если бы попытался убить нас снова. Все знали бы, что он убийца.

— Не сумасшедшим, Фитц. Только безжалостным. А Регал таков и есть. Не стоит надеяться, что принц будет жить по нашим законам. Если у Регала будет возможность убить нас, он воспользуется ею. Он не будет беспокоиться о том, кто и что заподозрит, если доказательств его вины не останется. Верити только наследник. Не король. Пока нет. Доколе король Шрюд жив и сидит на троне, Регал будет находить пути обойти своего отца. Ему очень многое сходит с рук. Даже убийство.

Баррич направил лошадь в сторону от проезжей дороги, пробрался через сугробы и поехал наверх, по неприметному заснеженному склону холма, чтобы взять курс прямо на Баккип. Хендс посмотрел на меня, как будто ему стало нехорошо. Но мы последовали за Барричем. И каждую ночь, которую мы проводили, съежившись в маленькой палатке, вместо того чтобы отдыхать в уютном трактире, я размышлял о Регале. При каждом мучительном подъеме и трудном спуске я думал о младшем принце. Я считал каждый лишний час, разделявший меня и Молли. Я чувствовал, что какая-то сила пробуждается во мне, только когда мечтал о том, как изобью Регала до смерти. Я не мог мечтать о возмездии — оно было привилегией короны, — но раз уж мне не дано насладиться местью, то и Регалу не удастся насладиться победой. Я вернусь в Олений замок. Я встану перед ним, прямой и гордый, и, когда его черный взгляд упадет на меня, я не дрогну. И, клялся я, Регал никогда не увидит меня дрожащим или хватающимся за стенку, чтобы не упасть, и не будет проводить рукой перед моим помутневшим взглядом. Он никогда не узнает, как близок был к тому, чтобы победить.

И наконец мы въехали в Олений замок — не вверх по извивающейся прибрежной дороге, а из поросших лесом гор. Снегопад немного уменьшился, потом прекратился совсем. Ночной ветер прогнал облака, и в свете ясной луны черные камни твердыни Видящих мрачно блестели на фоне моря. Желтые огни горели в оружейных башнях и у боковых ворот.

— Мы дома, — тихо сказал Баррич.

Мы съехали с последнего холма на дорогу и направились к главным воротам Оленьего замка. Молодой солдат стоял на посту. Он опустил пику, загородив дорогу, и потребовал назвать наши имена. Баррич откинул с лица капюшон, но парень не пошевелился.

— Я Баррич, главный конюший! — грозно сообщил ему Баррич. — Я состою здесь главным конюшим дольше, чем ты живешь на свете. Скорей уж мне следовало бы спросить тебя, что ты тут делаешь у моих ворот!

Прежде чем испуганный парень успел ответить, раздался грохот и из сторожевой будки выбежали солдаты.

— Это действительно Баррич! — воскликнул сержант караула.

Баррич мгновенно оказался в центре толпы. Все выкрикивали приветствия, смеялись и шумели, а мы с Хендсом сидели на своих усталых лошадях в стороне от общей суеты. Сержант, некто Блейд по прозвищу Клинок, наконец прикрикнул на солдат, и они замолчали. Это было сделано прежде всего для того, чтобы он получил возможность высказаться.

— Мы не ждали тебя до весны, — заявил крепкий старый солдат, — и нам сказали, что вернуться может не тот человек, который уехал отсюда. Но ты неплохо выглядишь, вот оно как. Самую малость замерз и одет по-чужеземному, да пара новых шрамов прибавилась — но это все ж таки ты. Говорили, что ты сильно покалечен, а бастард так и совсем помер. Чума или отрава…

Баррич засмеялся и поднял руки, чтобы все могли полюбоваться на его горскую одежду. На мгновение я увидел Баррича таким, каким, по всей вероятности, видели его солдаты, — в лиловых стеганых штанах и высоких ботинках. Я уже не удивлялся, что нас остановили у ворот. Но продолжал удивляться дошедшим до замка слухам.

— Кто сказал, что бастард умер? — с любопытством спросил я.

— А кто спросил? — в свою очередь поинтересовался Блейд.

Он посмотрел мне в глаза, оглядел мою одежду и… не узнал меня. Но когда я выпрямился в седле, он отшатнулся. До сего дня я думаю, что он узнал Уголек и только поэтому понял, кто перед ним. Он не скрывал своего потрясения:

— Ф-фитц? От тебя меньше половины осталось. Ты выглядишь, как будто у тебя была бубонная чума.

Впервые я тогда осознал, насколько изменился для тех, кто знал меня раньше.

— Кто сказал, что я был отравлен или заболел чумой? — тихо повторил я.

Блейд вздрогнул и оглянулся через плечо.

— О, никто. Ну, никто конкретно. Знаешь, как это бывает? Когда ты не вернулся с остальными, кто-то предполагал одно, кто-то другое, и скоро получилось, что мы просто это знаем. Слухи, болтовня в караулке, солдатские пересуды. Мы думали, почему это ты не вернулся, вот и все. Никто не верил тому, что говорили. Мы сами слишком много слухов распустили, чтобы хоть немного верить другим. Мы просто удивлялись, почему это Баррич и Хендс так долго не возвращаются.

Он наконец заметил, что повторяется, и замолчал под моим спокойным взглядом. Я дал молчанию продлиться достаточно долго для того, чтобы все поняли, что я не намерен отвечать на этот вопрос. Потом, пожав плечами, я сменил тему:

— Ничего страшного. Не волнуйся, Клинок. Но можешь рассказать всем, что с бастардом еще не покончено. Чума или яд, вы должны были бы знать, что Баррич вылечит меня от чего угодно. Я жив и здоров. Я только выгляжу как труп.

— Ой, Фитц, парень, я не это имел в виду. Это просто…

— Я говорю, не волнуйся, Блейд. Что сказано, то сказано.

— Ну и ладно, сир, — согласился он.

Я кивнул и, поглядев на Баррича, обнаружил, что он странно на меня смотрит. Когда я обернулся, чтобы обменяться удивленным взглядом с Хендсом, то увидел в его глазах то же потрясение. Я не смог угадать причину.

— Что ж, спокойной ночи, сержант. Не брани своего человека с пикой. Он правильно сделал, что остановил чужеземцев у ворот Оленьего замка.

— Да, сир. Спокойной ночи, сир. — Блейд четко отсалютовал мне, огромные деревянные ворота распахнулись перед нами, и мы въехали в замок.

Уголек подняла голову, и усталость, казалось, слетела с нее. Лошадь Хендса за моей спиной тихо заржала, а кобыла Баррича фыркнула. Никогда прежде дорога от стены замка до конюшен не казалась мне такой долгой. Пока Хендс слезал с лошади, Баррич поймал меня за рукав и придержал. Хендс приветствовал сонного конюшего, который вышел нам навстречу.

— Мы довольно долго были в Горном Королевстве, Фитц, — негромко предупредил меня Баррич. — Там, наверху, никого не волнует, на какой стороне простыни ты родился. Но теперь мы дома. Здесь сын Чивэла не принц, а бастард.

— Понятно. — Я был уязвлен его прямотой. — Я знал это всю жизнь. Жил с этим всю жизнь.

— Жил, — согласился Баррич. Странное выражение появилось у него на лице — улыбка, одновременно недоверчивая и гордая. — Почему же ты требуешь доклада у сержанта и раздаешь похвалы так шустро, как будто ты сам Чивэл? Я едва поверил, услышав, как ты разговариваешь, и увидев, как эти люди подчиняются. Ты даже не заметил, как они тебя слушали, ты даже не понял, что стал распоряжаться вместо меня.