Антон Грановский - Сияние богов

– Ты собрался ехать в Кладиху один? – удивленно спросила Зоряна.

– Да.

– Но ведь это настоящее самогубство. Нешто ты сам не понимаешь, ходок?

Толмач Рамон откинул с лица длинную, черную прядь волос, сдвинул изящные брови и сказал:

– Первоход, девушка права. Тебе не стоит ехать в село одному.

– Да что там обсуждать! – прогудел Хлопуша. – Я просто не пущу тебя туда, и все тут! Встану поперек дороги – и попробуй меня сдвинь!

Глеб некоторое время размышлял, потом сказал:

– Если так, то я возьму с собой двоих.

– Вот это дело! – улыбнулся Хлопуша.

– Рад, что к тебе вернулось здравомыслие, друг, – заметил Рамон.

Однако Глеб не посмотрел ни на богатыря Хлопушу, ни на толмача Рамона. Взгляд его был устремлен на Тиша и Облакаста.

– Я возьму с собой вас двоих, – сказал им Глеб.

Игрок Тиш пожал плечами и обронил:

– Как скажешь. Я твой должник.

А кудрявый повелитель погоды улыбнулся и сказал:

– Я и не мечтал о такой чести, Первоход. Буду рад тебе помочь.

– Глеб, отъедем на пару слов, – попросил Хлопуша, мрачно мерцая голубыми глазами.

Первоход пожал плечами и тронул коня с места. Отъехав достаточно далеко, чтобы не быть услышанными Облакастом, Тишем и Зоряной, они остановились.

– Глеб, – взволнованно пробасил Хлопуша, – ты не должен брать с собой Тиша и Облакаста.

– Почему?

– Потому что я им не доверяю! И ты тоже им не доверяешь, просто не хочешь себе в этом признаться.

Глеб улыбнулся.

– Ты думаешь, что знаешь меня лучше, чем я сам, здоровяк?

– Знаю, – веско проронил Хлопуша. И повторил с несгибаемым упрямством в голосе: – Знаю. А вот их я не знаю. И ты тоже их не знаешь. А потому – делай со мной, что хошь, только я этих упырей-чародеев с тобой не отпущу.

Глеб долго размышлял над словами друга, потом негромким и совершенно серьезным голосом заявил:

– Я понимаю, что ты тревожишься обо мне, Хлопуша. И ценю это. Но ты ведь помнишь, что я необычный человек. Я могу чувствовать опасность задолго до того, как та появится. И я чувствую, что если со мной пойдешь ты или Рамон, этой опасности не избежать.

Веки здоровяка дрогнули.

– Ты правда это чувствуешь? – с горечью спросил он.

Глеб кивнул.

– Да. Я бы с радостью взял с собой тебя, но чутье подсказывает мне, что обратно мы в этом случае не вернемся.

– Будь проклято твое чутье, Первоход. Не знаю, много ли пользы оно тебе принесло, но мне оно не принесло ничего, кроме огорчений.

Хлопуша повернул лошадь и подъехал к спутникам.

– Ну, что? – с надеждой спросил Рамон.

– Первоход поедет в Кладиху с Тишем и Облакастом, – пробасил Хлопуша. – А мы с тобой и с Зоряной будем дожидаться его здесь.

Рамон несколько секунд молчал, отказываясь верить сообщению здоровяка, а затем уточнил:

– Это его последнее слово?

– Да, – ответил Хлопуша и вздохнул. – Это его последнее слово.

Толмач пощипал длинными пальцами ухоженную бородку и проговорил со вздохом:

– Видимо, у него и впрямь есть на то веские основания. Что ж, пусть будет так, как он хочет.

К востоку обзор был скрыт за крутым взгорьем, поднимавшимся примерно на версту. По взгорью желтой лентой извивалась раскисшая от дождей и местами поросшая травой дорога. Из соображений безопасности Глеб, Облакаст и Тиш пошли не по ней, а сбоку, прямо по полю. Прежде тут были обработанные угодья, нынче же они заросли бодяком и конским щавелем. Кое-где в траве уже торчали посеянные ветром кусты тальника.

– Почему ты не взял с собой своих друзей, а взял нас? – спросил Облакаст.

– Нравитесь вы мне, – просто ответил Глеб.

Облакаст покачал светлой, курчавой головой.

– Нет. Причина в другом. Думаю, ты хочешь еще раз проверить нас в деле. Крылатый Зверь тебя не убедил. Я прав?

Глеб не посчитал нужным ответить.

– Дурень ты, Облакаст, – хмуро проговорил игрок. – Он взял нас с тобой, потому что не дорожит нашими жизнями. А Рамон с Хлопушей ему дороги.

Глеб взглянул на Тиша и сухо осведомился:

– Это единственное тупое предположение или есть и другие?

Тиш хмыкнул и мотнул головой.

– Нет.

– Тогда считаю наш диспут законченным. Впереди село. Держите язык за зубами и повнимательнее поглядывайте по сторонам.

Кладиха, к которой три путешественника вышли спустя минут пятнадцать, оказалась просторным селом на тридцать или сорок изб, последние из них терялись в густой рощице молодых березок и осин. Некоторые избы были опалены пожарами. А вместо двух из них остались лишь дворы с грудами обгоревших бревен и закопченными печками.

У крайней избы, на круглом обугленном пне-обрубке, сидел старик в длинной заношенной до дыр дохе. Других жителей ни на улицах, ни во дворах видно не было, зато ставни всех домов – и целых, и обгоревших – были плотно закрыты. Увидев путников, старик недовольно нахмурился.

– Будь здоров, отец! – поприветствовал его Глеб.

– И тебе не хворать, – глухо отозвался старик. – Кто такие будете? Чего надобно?

Первоход осмотрелся и ответил вопросом на вопрос:

– А это какое село, отец?

– Кладиха, – ответил тот прежним недовольным голосом. – Только на кой ляд вы сюда приперлись, страннички? Нешто не видали указателя возле речки?

– Указатель мы видели, – ответил за всех Глеб. – Но не поняли, чего нам стоит опасаться.

Старик махнул морщинистой рукой.

– Теперь уж все равно. Обратно-то он вас не выпустит.

– Кто? – спросил игрок Тиш. – Про кого ты говоришь, дедушка?

– Про того ублюдка, которого двадцать пять лет назад родила Сторожея. Наши все его боятся, а я – нет. Мне уже нечего терять. – Дед поднял лицо к небу и крикнул: – Слыхал, печеный? Не боюсь я тебя! Хоть жги меня лютым пожигом!

Облакаст тронул Глеба рукою за плечо, и когда тот повернулся, сказал:

– Тот, кого мы ищем, здесь. Верно?

– Похоже на то, – кивнул Глеб. – Искать его по дворам у нас нет времени. Поэтому поступим проще.

– Как? – спросил хмурый Тиш.

– Бросим ему вызов.

Глеб вынул из кобуры ольстру, поднял ее вверх и нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела потряс тишину села и раскатистым громом прокатился по крышам домов.

– Эй, Феникс! – крикнул Первоход. – Мы пришли изгнать тебя из этого села! Ты ничтожный слабак, и если вздумаешь нам мешать, мы стянем с тебя портки и выпорем розгами на виду у всего честного народа!

Старик смотрел на Глеба как на полоумного.

– Зря ты так, – произнес он с упреком. – Я-то свое пожил, мне нечего терять. А тебя жаль. И спутников твоих жаль. Теперь уж он никого из вас целыми не отпустит.

– Первоход, смотри! – воскликнул Облакаст.

Глеб посмотрел. В конце прямой, не слишком длинной улицы стоял человек. Был он безбород, безус, и главное – лыс, как колено.