Антон Грановский - Сияние богов

И вот однажды, пробираясь по Гиблой чащобе, Бун услышал в отдалении звонкий девичий голос, напевавший незнакомую песню:

Бун замер на месте. Песня зазвучала ближе.

Прошло несколько секунд, и на полянку вышла девка. Была пригожа собой. Одета добротно, но недорого. Скорее всего, дочка какого-то крепко стоящего на ногах крестьянина.

Увидев Буна, девка остановилась и обомлела.

– Не бойся меня, девица, – ласково проговорил Бун. – Я тебя не обижу.

– Кто ты парень?

– Я… охотник. Охочусь тут на рябчиков да куропаток. А вот ты, красавица, как сюда забрела?

Девка легонько тряхнула корзинкой, которую сжимала в руке, улыбнулась и ответила:

– По грибы я пришла, нешто не видишь?

– По грибы? – «Да знаешь ли ты, девица-красавица, что ты забрела в Гиблое место?» – хотел сказать Бун, но не стал. Побоялся испугать девку.

Пока он размышлял, как бы объяснить все это незнакомке помягче, девка повела себя странно. Она шагнула к Буну и остановилась. Потом шагнула еще раз и снова остановилась. А потом вдруг отшвырнула корзинку, с быстротою молнии метнулась к Буну, сбила его с ног и принялась с урчанием пожирать его.

А на полянке, откуда ни возьмись, появилась мерзкая, скрюченная старуха с гнилой клюкой в тощей руке. Гладя на то, как Смирена пожирает Буна, она усмехнулась и забормотала:

– Давай, милай!.. Давай, Добровольчик!.. Набирайся сил… Налейся мощью и разыщи для меня Первохода!

Не прошло и минуты, как от тела добытчика Буна остались лишь окровавленные кости да ворох перепачканного тряпья. Однако изменился не только Бун, но и девка, которая его сожрала. Одежда на ней осталась прежняя, девичья, а вот телом, лицом и статью она теперь не отличалась от Буна.

Тщательно облизав кости, псевдо-Бун поднял взгляд к небу, прикрыл от наслаждения глаза и радостно возвестил:

– Я жив!

– Ну же!.. – поторопила ведьма. – Давай, милай!

Псевдо-Бун поднялся на ноги, немного постоял, глядя по сторонам рассеянным, словно бы подернутым дымкой небытия взглядом, а затем вдруг тряхнул головой, снова поднял лицо к небу и хрипло проговорил:

– Спасибо Тебе, Господи, за счастье быть на этом свете! И спасибо за то, что уберег от зубов и когтей темной твари!

Выкрикнув все это, псевдо-Бун размашисто перекрестился. Потом наклонился к вороху тряпья и стал торопливо одеваться. Пока псевдо-Бун одевался, ведьма смотрела на него выкатившимися от изумления глазами, словно оцепенела и лишилась дара речи. И лишь когда псевдо-Бун ушел, она отшвырнула клюку, сжала тощие руки в кулаки и, потрясая ими в воздухе, горестно простонала:

– Не того сожрал, дурак!.. Не того!

Потом смачно выругалась, подошла к груде костей, оставшихся от настоящего Буна, и с силой пнула по ним разношенным лаптем.

– Чертов христьянин! – с ненавистью пролаяла она. – Чтоб тебя черти в аду съели! И будь он неладен, этот твой Плачущий Бог! От него все беды!

Еще раз пнув по костям, Мамелфа посмотрела куда-то в чащобу, погрозила кулаком деревьям и злобно прошипела:

– Повезло тебе, Первоход, повезло тебе, сучий выродок… Но в другой раз повезет мне.

Сплюнув себе под ноги, старуха подхватила клюку и заковыляла прочь. Когда она скрылась за деревьями, из близких можжевеловых кустов выбежали два тощих волка, набросились на кости Буна и принялись с урчанием их грызть.

Сначала шел довольно заболоченный ельник, но потом в лесу стало суше. Вскоре путники ехали по красивой местности, где огромные ясени высоко возвышались над стройными молодыми елями, а под ними расстилался изрядно подвядший, однако все еще мягкий и душистый травяной покров. Вскоре в просветах между деревьями засветлела равнина. На влажной земле кое-где виднелись коровьи следы, что ясно говорило о близости человеческого жилья.

Здесь Глеб распорядился спешиться и устроить привал. Быстро разожгли костерок, со вкусом поужинали.

После ужина игрок Тиш повернулся к провидцу Лудобоку и спросил:

– Эй, увалень! Не хочешь развлечься?

Лудобок посмотрел на Тиша спокойным взглядом и сказал:

– Прошу тебя, не называй меня увальнем. Мне это не нравится.

– Ладно, увалень, не буду, – согласился Тиш. – Сыграем в брусочки?

Лудобок посмотрел на разложенные на траве деревянные бруски, перевел взгляд на игрока и честно предупредил:

– Я тебя обыграю, и ты на меня обидишься.

Игрок прищурил глаза.

– До сих пор это никому не удавалось. Проверим, что лучше – мое везение или твое предвидение?

– Даже не знаю, что тебе ответить…

– Ответь «да» и садись рядом.

Лудобок еще немного поразмышлял, а потом уточнил:

– Ты постараешься на меня не сердиться?

Игрок мрачно усмехнулся.

– Постараюсь. Это ведь я пригласил тебя играть.

– Что ж… Тогда, пожалуй, я сыграю.

Лудобок пересел поближе к Тишу, и они начали играть.

Зоряна, расчесав густые черные волосы, положила гребенку в карман и взглянула на задумчивого, молчаливого Глеба.

– О чем тужишь, Первоход? – спросила она.

Глеб посмотрел на Зоряну и ответил:

– Ни о чем. Просто греюсь у костра.

– Можно мне сесть рядом с тобой?

– Валяй, присаживайся.

Глеб сдвинулся на бревне, дав место девушке. Она села рядом и тоже посмотрела на огонь долгим, задумчивым взглядом.

– Ишь ты, пляшет, – с легкой усмешкой выговорила она. – Хорошо огню. Ни забот, ни тягот – знай себе пляши. Хотела бы я так же.

– А разве не можешь? – иронично осведомился Глеб. – Превратись в вихрь и гоняй себе по лесу. Или по морю – это и просторнее, и приятнее.

– Превратилась бы, да не могу.

– Значит, есть предел и твоему умению?

– Предел есть всему, Первоход. Ведь и твои силы не безграничны. И сердце твое не так холодно, как может показаться.

– Вот в этом ты ошибаешься, – сказал Глеб. – Над моим сердцем очень долго работали, чтобы сделать его таким, какое оно есть.

Зоряна немного помолчала, глядя на огонь, а потом спросила:

– А правда, что ты провел в Мории три года?

– Правда, – ответил Глеб.

– Я слышала про Морию. Говорят, что лучше умереть, чем попасть туда. Это правда?

– Для кого как.

– А для тебя?

– Для меня это было чем-то вроде долгой загородной прогулки, на которой я заснул, не дождавшись шашлыков.

Зоряна наморщила лоб, пытаясь понять его слова, потом вздохнула и сказала:

– Ты так часто говоришь непонятными словами… Это потому, что ты прибыл к нам из дальней-предальней земли?

Глеб откинул с лица темную прядь волос и кивнул.

– Да. Из такой дальней, что до нее не доскачешь ни на каком коне, даже если будешь скакать без остановки целый год.