Нил Гейман - Американские боги (др. перевод)

На кладбище в Ки-Уэст была осквернена подземная усыпальница.

Пассажирский поезд корпорации «Амтрэк» [97] «Амтрэк» — национальная корпорация железнодорожных пассажирских перевозок. столкнулся с грузовиком Ю-пи-эс [98] «Юнайтед парсел сервис» (UPS) — частная служба доставки посылок, транснациональная корпорация, предоставляющая услуги экспресс-почты. в Айдахо. Водитель грузовика погиб. Среди пассажиров серьезно пострадавших не было.

На данном этапе это была по-прежнему холодная война, странная война [99] Phony war — период Второй мировой войны между сентябрем 1939-го и маем 1940 года, когда Великобритания де-юре находилась в состоянии войны c Германией, но де-факто не принимала участия в боевых действиях. , где по-настоящему не может быть ни победителей, ни побежденных.

Ветер гнул деревья. От костра разлетались искры. Надвигалась буря.

Царица Савская, которая, по слухам, была по отцовской линии наполовину демоном, колдуньей, знахаркой и властительницей Савы-Шебы, в те времена, когда та слыла самой богатой страной на свете, а ее пряности, самоцветы и сандаловое дерево везли на кораблях и верблюжьих спинах во все уголки земли, царица, которой поклонялись уже при жизни, которую мудрейшие цари почитали как богиню, стоит на тротуаре на бульваре Сансет [100] Бульвар Сансет — главная и самая богатая улица Голливуда. в два часа ночи и равнодушно взирает на проезжающие автомобили, словно пластмассовая, обычного блядского вида невеста со свадебного торта с шоколадной глазурью. Она стоит так, словно и тротуар, и сама эта ночь принадлежат именно ей.

Когда кто-то смотрит на нее, ее губы начинают шевелиться, словно она разговаривает сама с собой. Когда мимо нее проезжают мужчины, она встречается с ними взглядом и одаривает улыбкой.

Ночь выдалась долгая.

И неделя шла долго, и долго тянулись последние четыре тысячи лет.

Она гордится тем, что никому ничем не обязана. У других девочек с этой улицы есть сутенеры, есть привычки, есть дети, есть люди, которые забирают у них то, что они зарабатывают. У нее все иначе.

В ее профессии не осталось ничего священного. Ровным счетом ничего. Уже неделю в Лос-Анджелесе льют дожди, провоцируя аварии на скользких дорогах, стекая грязевыми потоками со склонов холмов, подмывая и опрокидывая в овраги целые дома, смывая весь мир в водосточные желоба и канавы, заливая бродяг и бомжей, что живут в бетонных стоках у реки. Когда в Лос-Анджелес приходят дожди, они всегда застают людей врасплох.

Всю неделю Билкис не выходила из дома. Она была не в состоянии стоять на тротуаре, она сидела, поджав ноги, на кровати в комнате цвета сырой печени, слушала, как дождь барабанит по металлическому корпусу оконного кондиционера и оставляла частные объявления в интернете. Она оставила приглашения на adultfriendfinder.com, LA-escorts.com, Classyhollywoodbabes.com, везде указав анонимный электронный адрес. Она гордилась тем, что осваивает новые территории, но все равно немного нервничала: она уже давно привыкла не оставлять после себя письменных улик. Она даже ни разу не давала объявлений на последних полосах «Эл-эй уикли», предпочитая сама выбирать себе клиентов, высматривать, вынюхивать, вылавливать за руку тех, кто будет поклоняться ей так, как нужно, тех, кто позволит ей завладеть собой целиком и полностью…

И вот теперь, когда она стоит на углу и трясется от холода (позднефевральские дожди закончились, но теплее не стало), ей приходит в голову, что у нее такая же зависимость, как у шлюх, сидящих на гере или на крэке, и эта мысль ее огорчает, и она опять начинает шевелить губами. Если бы вам случилось подставить ухо вплотную к ее рубиново-красным губам, вы бы услышали, как она шепчет.

— Сейчас я встану и пойду бродить по улицам, и буду искать на пути своем того, кого люблю , — шепчет она. — Ночью на ложе моем я нашла, кого любит душа. Пусть целует меня поцелуями губ своих. Мой возлюбленный принадлежит мне, я — ему .

Билкис надеется, что раз дожди прекратились, должны вернуться клиенты. Большую часть года она ходит туда-сюда по бульвару Сансет в пределах двух-трех кварталов и наслаждается прохладой лос-анджелесских ночей. Раз в месяц она отстегивает деньги офицеру полиции Лос-Анджелеса, он пришел на смену другому офицеру, которому она тоже отстегивала, пока тот не пропал. Его звали Джерри Лёбек, и его исчезновение осталось для полиции Лос-Анджелеса загадкой. Незадолго до исчезновения он сделался положительно одержим Билкис и буквально ходил за ней хвостом. Однажды днем она проснулась от какого-то шума, открыла входную дверь и обнаружила Джерри Лёбека в штатском: он стоял, коленопреклоненный, на потертом коврике, и, опустив голову, раскачивался взад-вперед. Он ждал, когда она выйдет. Шум, который ее разбудил, производили удары головой о дверь, когда Джерри бил поклоны.

Она погладила его по волосам и пригласила войти. Позже она сунула его одежду в черный пластиковый пакет и выкинула пакет в мусорный контейнер на заднем дворе отеля, что стоял в нескольких кварталах от ее дома. Пистолет и бумажник она положила в пакет из-под продуктов, сверху на них вылила кофейную гущу и бросила объедки, завязала пакет узлом и выбросила в урну на автобусной остановке.

На память она никогда ничего не оставляла.

Далеко на западе, где-то над морем, в ночном оранжевом небе сверкает молния, и Билкис понимает, что скоро пойдет дождь. Она вздыхает. Как не хочется мокнуть под дождем. Она принимает решение вернуться домой, принять ванну, побрить ноги — ей кажется, она только и делает, что бреет ноги — и лечь спать.

Она трогается с места, сворачивает в переулок и поднимается в гору, к тому месту, где припаркована ее машина.

В спину светят фары, сзади приближается, сбрасывая скорость, автомобиль. Она оборачивается и улыбается. Но улыбка застывает на ее лице, когда она видит, что к ней подъехал длинный белый лимузин. Мужчины, которые разъезжают на лимузинах, и трахаться предпочитают в них же, а не в уединенном святилище Билкис. Хотя первый раз можно считать депозитным вкладом. Проценты с него она получит потом.

Затемненное стекло с жужжанием опускается, и Билкис с улыбкой подходит к лимузину:

— Здравствуй, милый, — говорит она. — Ищешь что-нибудь?

— Любви и нежности, — доносится голос из глубины лимузина.

Она заглядывает внутрь, насколько позволяет опущенное стекло: она знакома с девушкой, которая однажды села в лимузин с пятью пьяными футболистами, и ее здорово покалечили, но в этой машине только один клиент, к тому же на вид почти мальчишка. На восторженного почитателя не похож, но и сами по себе деньги, приличные деньги, которые он вложит ей в руку, это уже энергия — когда-то ее называли барака, — которую она может использовать, а в такие времена, сказать по правде, ценишь каждую кроху.