Нил Гейман - Американские боги (др. перевод)

Рядом возвышались скалы: плотный песчаник, остроконечные вершины и гребни между вершинами. Тень стал карабкаться на самую ближнюю. Вершина была цвета старой слоновой кости. Он хватался за выступы и чувствовал, как они врезаются в руки. Это кость, подумал Тень. Это не камень. Старая высохшая кость.

Это был сон, а во сне не бывает выбора: здесь либо вообще нельзя принимать решений, либо кто-то уже принял их за тебя задолго до того, как начался сон. Тень продолжал карабкаться. Руки у него уже были изранены. Кость трещала, ломалась и крошилась под его босыми ногами. Его сдувало ветром, но он прижимался к скале и продолжал штурмовать вершину.

Он понял, что она сплошь состояла из костей одного и того же типа, плотно подогнанных одна к другой. Кости были высохшие, шаровидные. Он подумал, что, может быть, это все скорлупа от яиц какой-нибудь огромной птицы. Но очередная вспышка молнии дала ему понять, что он неправ: у костей были глазницы и зубы — безразличный оскал, без намека на улыбку.

Где-то кричали птицы. По лицу катились капли дождя.

Он висел в нескольких сотнях футов от земли, крепко вцепившись в башню, сложенную из черепов, а вокруг вершины кружили призрачные птицы — гигантские, черные, похожие на кондоров, с воротником белых перьев вокруг шеи, — и на крыльях у них вспыхивали молнии. Это были огромные, благородные птицы, они внушали страх, они били крыльями, и ночной воздух сотрясался от грома.

Они кружили вокруг вершины.

А размах крыльев у них — футов пятнадцать-двадцать, подумал Тень.

А потом первая птица легла на крыло, вошла в пике и полетела прямо на него, и на крыльях у нее переливались синие электрические разряды. Тень вжался в расщелину между черепами, пустые глазницы уставились на него, со всех сторон ему улыбались зубы цвета слоновой кости, но он продолжал карабкаться, лезть вверх по горе черепов, царапая кожу об острые края, чувствуя разом и отвращение, и страх, и ужас.

К нему подлетела вторая птица, и коготь длиной с человеческую ладонь вонзился ему в руку.

Он вытянул руку и попытался с ходу выдернуть перо из крыла птицы — ведь если он вернется в свое племя без пера, то будет опозорен и никогда не станет мужчиной, — но птица взмыла вверх, и он не успел ухватиться за перо. Гром-птица разжала когти и улетела, подхваченная ветром. Тень стал карабкаться дальше.

Да тут их тысячи, этих черепов, подумал Тень. Тысячи тысяч. И далеко не все человеческие. Наконец он забрался на вершину, а величественные гром-птицы медленно кружили над ним, едва заметным движением крыла ловя порывы ветра, почти не тратя сил.

Сквозь ветер он услышал голос — голос человека-бизона: он звал его, он рассказывал, чьи это были черепа…

Гора начала обваливаться, и самая большая птица, в глазах у которой сверкали слепящие сине-белые зигзагообразные молнии, обрушилась на него с высоты, оглушая раскатами грома. Тень упал и покатился вниз…

Пронзительно звенел телефон. Тень понятия не имел, что эта штука вообще подключена. Пошатываясь, нетвердым шагом он подошел и снял трубку.

— Ебицкая сила! — орал Среда. Таким злым Тень его не помнил. — Какого ляда лысого ты там вытворяешь?

— Я спал, — оцепенело пробормотал в трубку Тень.

— Ты думаешь, на хера я тебя прячу в Лейксайде? Чтобы ты всех на уши поставил? Да ты и мертвого из могилы поднимешь!

— Мне снились гром-птицы… — сказал Тень. — И скала. Черепа… — Ему казалось очень важным пересказать свой сон.

— Знаю я, что тебе снилось. Все теперь прекрасно знают, что тебе снилось. Боже всемогущий! На кой хер я тебя прячу, если ты выставляешь себя на всеобщее обозрение — вот он я, вашу мать!

Тень ничего не ответил.

На другом конце провода тоже повисла пауза.

— Я буду утром, — сказал Среда. Казалось, гнев его потух. — Поедем в Сан-Франциско. Цветы в волосы вплетать не обязательно.

Связь прервалась.

Тень поставил телефон на пол и тяжело опустился рядом. Было шесть утра, за окном по-прежнему стояла ночная темень. Он встал с дивана, дрожа от холода. Он слышал, как ветер завывает над замерзшим озером. А еще он слышал, как рядом — через стенку — кто-то плачет. Он был уверен, что это плачет Маргарет Ольсен: тихо, непрерывно, безутешно.

Тень пошел в ванную и отлил, потом зашел в спальню и закрыл за собой дверь, чтобы отгородиться от женского плача. Снаружи ревел и завывал ветер, будто тоже искал потерянного ребенка.

Январь в Сан-Франциско выдался не по сезону теплым, настолько теплым, что шею тут же начало пощипывать от пота. Среда надел темно-синий костюм и очки в золотой оправе, из-за чего стал похож на адвоката из шоу-бизнеса.

Они шли по Хайт-стрит. Бомжи, проститутки, попрошайки провожали их взглядом, и никто не тряс перед ними бумажным стаканчиком с мелочью, никто к ним даже близко не подошел.

Среда играл желваками. Когда утром к дому подъехал черный «Линкольн Таун-кар», Тень сразу понял, что Среда все еще злится, и не стал ни о чем спрашивать. Всю дорогу до аэропорта они молчали. Тень даже обрадовался, что Среда летел первым классом, а у него было место в экономе.

День уже клонился к вечеру. Тень, который бывал в Сан-Франциско только в детстве, а с тех пор видел его разве что в кино, был поражен, насколько знакомым показался ему этот город, какие здесь яркие и самобытные деревянные дома, какие крутые холмы, сколь особые он вызывает чувства.

— Просто не верится, что Сан-Франциско и Лейксайд — это одна и та же страна, — сказал он.

Среда раздраженно на него посмотрел. А потом сказал:

— Нет. Сан-Франциско и Лейксайд — это уже не одна и та же страна, и Новый Орлеан с Нью-Йорком — не одна и та же, и Майами с Миннеаполисом — тоже.

— Да ладно, — осторожно возразил Тень.

— Так и есть. У них остались некоторые общие культурные формы — деньги, федеральное правительство, сфера развлечений — земля одна и та же, без сомнения, но единственное, на чем держится иллюзия единой страны, — это баксы, «Сегодня вечером» [80] «The Tonight Show» — популярная развлекательная телепередача, выходящая в эфир с 1954 года, включает в себя элементы ток-шоу, номера комедийного варьете, скетчи. и макдональдсы. — Они подходили к парку в конце улицы. — Мы сейчас навестим одну даму, будь с ней любезен. Но не переусердствуй.

— Буду душкой, — пообещал Тень.

Они сошли с дорожки и двинулись прямо по траве.

Девочка лет четырнадцати с зелено-оранжево-розовым хайром на голове провожала их взглядом, когда они проходили мимо. Она сидела рядом с какой-то дворнягой, на шее у которой вместо поводка и ошейника была завязана веревка. Взгляд у девочки был еще более голодный, чем у собаки. Собака сначала на них залаяла, а потом завиляла хвостом.