Array Журнал «Если» - «Если» 2010 № 08

Стараниями многочисленных дописчиков всемирно известнейший цикл о Конане чрезвычайно удалился от оригинала. Увы, обычное дело в случае с любой успешной франшизой, способной кормить целые полки тружеников пера и экрана. Между тем незатоптанное творчество Р.И.Говарда определенно будет интересно не только специалистам и фэнам, но и широкой аудитории. Этим и руководствовались западные издатели, предпринявшие академическое издание сочинений Говарда. Центральное место занимают три тома, посвященные Конану. Благодаря «Эксмо» этот трехтомник доступен теперь и российскому читателю.

Именно академизм — то есть включение черновиков, синопсисов, подробные сопроводительные статьи — отличает трехтомник от прежних опытов. Кроме того, некоторые тексты в оригинальном виде у нас не выходили вовсе. Послесловие П.Луине «Сотворение Хайбории», разбитое на три тома, позволяет в деталях проследить эволюцию мира Говарда на фоне драматической биографии их создателя. Тексты автора расположены в порядке написания.

Феномен этого писателя необычен даже для щедрой на нестандартные факты истории фэнтези. «Жанровый» до мозга костей автор, обычно чуждый литературных красот и избыточной философичности, стал больше чем просто «классиком». С одной стороны, Говард фантастически многогранен даже на фоне других постоянно вынужденных играть форматами авторов тогдашней pulp fiction. С другой стороны, созданный им тип героя стал иконой. И речь отнюдь не только о «героической фэнтези». Конан — варвар посреди разлагающейся цивилизации — оказался таким же героем для XX века, какими были мушкетеры Дюма, аристократы сгинувшей эпохи, для буржуазного века XIX.

Справедливо упомянуть и о том, что самого Говарда определенно тянуло в мейнстрим, к вещам реалистическим. Более того, он сам себя характеризовал как реалиста! А в последние годы жизни более всего мечтал написать что-нибудь в стиле вестерна — одновременно приключенческое и глубокое, показывающие весь трагизм жизни американского фронтира. Отсветы этого увлечения видны в поздних рассказах о Конане: «За Черной рекой», «Черный чужак», «Волки у границы». Однако, по справедливому замечанию П.Луине, именно благодаря переносу действия в Хайборию образы фронтира «стали вечными». В конечном счете именно для этого и создавал Говард на смену доисторической турианской новую, хайборийскую эру. Ему было нужно пространство реальных исторических декораций — но чтобы европейское Средневековье встречалось бы с эрой освоения Америки, а вместе — уже с Древним Египтом.

Создавая свой центральный персонаж, Говард все дальше уходил от возвышенной пафосности, свойственной его ранним фэнтези-героям — Кейну и Куллу. И мир вокруг Конана, и его собственное поведение становились все жестче и непритязательнее, все более походили то ли на реалии загнивающей, по мнению Говарда, цивилизации наших дней, то ли на вовсе не идеальное Средневековье. «Именно этим он и занимается — пьянствует, распутствует, дерется. Что еще было тогда в жизни?» — бросил как-то Говард во время дискуссии о Конане.

Однако Говард взрослел, а жизнь становилась к нему все менее милосердна — и это не могло не отразиться на творчестве. Между вполне жизнеутверждающими «страшными историями» вроде «Феникса на мече» или «Башни слона» и кровавым, мрачно-депрессивным рассказом последнего года жизни «Гвозди с красными шляпками» дистанция огромная. Когда-то киммериец сражался с абсолютным злом — воплощенном подчас во вполне лавкрафтианских монстрах. Последним, в отличие от старшего друга, Говард особо заедаться человечиной не давал… Но в поздних вещах потустороннее зло почти незаметно — его место занимает безысходное умирание цивилизации. Никакому мечу Конана с этим не справиться, киммериец спасается сам, но изменить течение событий не в силах. А Говард все менее мог совладать с происходящим в собственной жизни — и 11 июня 1936 года оборвал ее…

Трехтомник издательства «Эксмо» один в один, вплоть до иллюстраций, воспроизводит англоязычное издание. Правда, некоторые черновики и заметки Говарда опущены. Как бы то ни было, перед нами уникальное издание. «Истории творчества» вроде этой давно уже не внове для пытливого западного читателя — умы наших окажутся, хотелось бы верить, отнюдь не ленивее.

Сергей АЛЕКСЕЕВ

Новая книга Геннадия Прашкевича представляет собой коллекцию из двадцати шести сказок. Все они создают впечатление записи, сделанной участником этнографической экспедиции. Словно некий столичный житель где-то на Чукотке или в ином районе Восточной Сибири с замиранием сердца нажимает кнопку диктофона, а седой старик, сидя у входа в чум, начинает неторопливо наговаривать древнее сказание.

В действительности же сказки представляют собой блистательную стилизацию под народное творчество. Все чудеса и диковины — могучие «сказочные старички» чюлэни-полуты с людоедскими замашками, магические путешествия шаманов в царство мертвых, болтовня пестрой птицы короконодо на языке людей — плод мастерской работы автора, человека современной культуры, а отнюдь не коллективного творчества одного из приполярных народов. Геннадий Прашкевич честно привел в конце книги список литературы, на которую он опирался. Это в основном исследования юкагирского фольклора, в том числе классические научные труды.

Но благодаря ритмизации текстов, единой для всего дворника, благодаря особой манере изложения, напоминающей устную речь, где смысловые ударения ставятся очень часто (фактически в каждой строке), благодаря специфическому антуражу старинного приполярного быта, благодаря включению в текст красивых слов из лексикона жителей тундры («ондуша» — лиственница, «сендушный дедушка» — медведь, «ураса» — жилище, «понбур» — низкая лежанка и т. п.), благодаря особому, богатому инверсиями строю слов в предложении ощущение аутентичности не исчезает, а, напротив, усиливается к концу книги.

Сказки получились очень настоящими, очень сказочными. Это весьма тонкая работа, вроде резьбы по «рыбьему зубу», из которого делается шкатулка для драгоценностей.

Дмитрий Михайлович

Главная героиня Доррит Вегер попадает в центр для «ненужных» людей — тех, кто перестал приносить пользу обществу. Единственное, что у них осталось, это собственные тела, которые используются для экспериментов и постепенно разбираются на органы. Причем операции по трансплантации и опыты на людях проводятся легально.