Макс Фрай - Одна и та же книга

Сегодня новолуние; на Востоке считается, что в такие дни следствия благих и неблагих деяний возрастают в сто раз. Хитроумная кармическая арифметика, ничего не скажешь. Однако, вспомнив то немногое, что удалось усвоить из школьной программы, я понимаю: важно, чтобы следствие всякого благого деяния было больше единицы. А, соответственно, неблагого — меньше. Главное — не перепутать. Сперва аккуратно все сосчитать, проверить и перепроверить, а уж потом подманивать чужую кошку вялой позавчерашней сосиской или, к примеру, сиротские конфеты за щеку тянуть. Жизнь полна опасностей!

Больше всего повезло (как всегда) лентяям. Потому что умножение на ноль, надо понимать, без промедления приводит их к той самой нирване, о которой так долго говорили большеви… Все, молчу, молчу.

Пары, которые ночью гуляют по городу, — вовсе не обязательно влюбленные, хотя, конечно, попадаются и такие. Но куда чаще, чем может показаться, гуляющие по ночам объединены в совсем другие союзы.

Об одиноких полночных прохожих говорить пока не станем, у них свои причудливые обстоятельства, свои дела — тайные и не очень. Большие компании и вовсе не в счет; то есть участникам это, как правило, нравится, но — не то. Лучше числа «два» для ночных прогулок нет ничего в природе. Особенно здорово выходит, когда между спутниками нет страсти, а лишь нежность и полное взаимопонимание. Поцелуи при луне — отличная штука, но, как ни крути, отвлекают от главного. Главное — это, разумеется, ночной город.

Ночная прогулка — сговор, а то и вовсе заговор. Не столько против горемычных сил зла, которые, как известно, властвуют безраздельно в темное время суток, а против размеренного ритма собственной жизни, привычного уклада бытия, картины мира, замызганной и лоснящейся от каждодневного использования.

Ночью, когда зрение почти беспомощно, прочие органы чувств вынуждены проснуться и взять ситуацию под контроль. Ночь в любом городе — время восхитительных, острых запахов, неожиданных, часто не поддающихся объяснению звуков. Ночью становится очевидно, что в некоторые дворы лучше бы и днем не заходить, а бежать мимо, закутав голову шарфом; зато вот эта обшарпанная подворотня ведет прямиком в земной филиал рая, а если посидеть молча всего четверть часа вон на той скамейке, да-да, зеленой, с поломанной спинкой, можно потом еще целые сутки не спать или еще чего покруче. Ночью тело горожанина становится таким же чутким, как тело лесного зверя, дело за малым — научиться его слушать, а эта наука редко дается легко. Но нелегко — не значит «невозможно».

Я это все к чему. Кто никогда не гулял ночью по городу с лучшим другом или просто добрым приятелем, тот вообще непонятно как и зачем живет на этой прекрасной земле. А всем, кто, как вот я, например, прежде жизни без таких прогулок не мыслил, а теперь пристрастился кататься по городу в машине или вовсе обленился, — самое время вспомнить, как это бывает. Апрель, апрель на излете, черт бы нас всех побрал.

А в этот день у вас будет такое настроение, какое сами пожелаете. Не стану вам мешать. Скоро вернусь, котлеты в холодильнике, компот на плите, не забудьте выключить телевизор, пожалуйста, очень вас прошу.

Зеленая трава есть уже, кажется, везде; только жители Крайнего Севера, возможно, испытывают сейчас желание плюнуть мне в бесстыжие, наглые очи, чтобы неповадно было делать прилюдно столь оптимистические заявления.

Но праведный гнев народов Севера ничего не меняет, мне все равно нравится думать, что ленивая поздняя весна взялась наконец за дело повсеместно, и не нужно говорить, что это не так, — вы натурально разобьете мне сердце.

В мае зеленеет не только трава, в мае зеленеют наши глаза ночью, когда никто не видит, когда все кошки серы, наши глаза зелены от иллюзий самого разного рода По весне зеленеет кровь — есть несколько дней в самом начале мая, когда наша кровь зелена, а тела одержимы иллюзией собственного бессмертия. Такие вещи почти все смутно чувствуют, но мало кто осознает, а лучше бы понимать, что именно с нами происходит, и стоять на этом ледяном ветру, под горячим уже солнцем насмерть, хранить стойкость любой ценой, потому что отступать некуда, позади никакая не Москва, а вечность; впрочем, впереди тоже она, и по сторонам, и сверху, и снизу ничего, кроме вечности, нет у нас по весне.

Май — великое испытание, очередной экзамен на аттестат внутренней зрелости, который почти никто не может выдержать с удовлетворительным результатом, но нет ничего слаще надежды на грядущую переэкзаменовку в новом году.

Господи, как же это все мучительно — и хорошо, что так.

В юности мне страшно хотелось убедиться, что хоть где-нибудь на этой земле есть еще такие, как я, только еще лучше. Это как если бы довелось родиться жирафом и жить с рождения, скажем, среди антилоп. Антилопы — они не «плохие», ясен пень. Просто принципиально другие. Совсем иначе устроены. И молодому жирафу среди них, мягко говоря, стремно — это во-первых. И одиноко — это во-вторых. И черт побери, непонятно даже, как продолжить свой род в столь невыносимых природных условиях. И так далее.

И вдруг в один прекрасный день жираф наш видит, что на дальнем холме, у самого горизонта пасутся другие жирафы — такие как он, и даже лучше. У них и шеи длиннее — ага, значит, и у меня такая вырастет! — и движения более грациозные — ура, и я так, выходит, когда-нибудь научусь! Это серьезная моральная поддержка, всем бы такую вовремя получать, но на самом деле мало кому так везет.

Я это все к чему. Человек, конечно, может обойтись без кого и чего угодно, кроме воздуха, воды, тепла и пищи (должен мочь). Но юный жираф — совсем другое дело. Надо бы не забывать нам, прекрасным и удивительным взрослым жирафам, что чьи-то глаза всегда следят за нами из зарослей. Это, разумеется, не налагает на нас обязанности опекать и заботиться; даже демонстрировать себя во всей красе вовсе не требуется. Единственное, что нужно, — не оказаться неумело раскрашенными фанерными макетами. Вот это действительно важно. Важнее всего на свете, может быть.

Рецепт идеальной прогулки — пройтись наяву по тем местам, где не раз доводилось бывать во сне. Равнодушно удивиться переменам: смотри-ка, большой каштан, оказывается, растет возле дома с красной крышей, а вовсе не в центре двора. А на первом этаже этой пятиэтажки теперь, оказывается, парикмахерская, а не кафе. Пожать плечами, улыбнуться рассеянно, пнуть ногой камешек, проследить, как он превращается в лиловую лягушку, залезть в чужой палисадник через дырку в заборе, понюхать цветущую ветку утуутмы, улететь, проснуться.