Стефани Майер - Сумерки (пер. Аделаиды Рич)

— Полежи немного.

— Но мне холодно, — заныла я. К моему удивлению, он тихо рассмеялся — чуть слышно, почти неуловимо.

— Ты стоял там, — я неожиданно все вспомнила, и смех оборвался. — Около своей машины.

Его лицо окаменело.

— Нет, ты ошибаешься.

— Я видела тебя. — Вокруг нас царил хаос. Я услышала более грубые голоса — это взрослые прибыли на место происшествия. Но я упрямо продолжала спор: я была права, и он должен был признать это.

— Белла, я был рядом с тобой, и я оттолкнул тебя с пути фургона, — силой его гипнотического взгляда можно было разрушить город. Он словно пытался внушить мне что-то жизненно важное для себя.

— Нет, — я упрямо выдвинула вперед подбородок.

Блеск расплавленного золота в его глазах ослеплял меня.

— Белла, пожалуйста.

— Но почему? — требовательно спросила я

— Поверь мне, — он умолял, и его мягкий голос подчинял себе все мои чувства.

Я услышала вой сирены.

— Объяснишь мне потом, обещаешь?

— Ладно! — резко бросил он, вдруг выходя из себя.

— Ладно, — сердито повторила я.

Понадобились усилия шести санитаров и двух учителей — мистера Варнера и тренера Клаппа, — чтобы отодвинуть фургон и подтащить к нам носилки. Эдвард протестовал настолько рьяно, что его оставили в покое. Я попробовала было последовать его примеру, но этот предатель сообщил медикам, что я ударилась головой и у меня, возможно, сотрясение мозга. Я чуть не умерла от унижения, когда на меня надели фиксирующий голову «ошейник». Казалось, вокруг собралась чуть ли не вся школа, и эта огромная толпа печально взирала на то, как меня грузили в машину скорой помощи. А Эдвард просто сел на переднее сиденье, и я чуть не лопнула от злости.

В довершение ко всему, на сцену явился шеф полиции Свон собственной персоной.

— Белла! — в панике взревел он, увидев меня на носилках.

— Да все нормально, Чар… папа, — вздохнула я. — Со мной ничего не случилось.

Он повернулся к ближайшему санитару, чтобы услышать независимое мнение. Я тут же отключилась, отдавшись во власть пестрого хоровода непонятных образов, которые теснились в моей голове. Вот меня подняли с земли, и я увидела глубокую вмятину на бампере светло-коричневой машины — очень четкую вмятину, по форме точно повторяющую очертания плеч Эдварда. Словно он упирался в бампер спиной с такой силой, что прогнулась металлическая рама.

Я видела его братьев и сестер, которые смотрели на все издали. На их лицах можно было прочесть всю гамму чувств от холодного неодобрения до полного бешенства, но я не заметила ни следа беспокойства за брата.

Я старалась придумать логическое объяснение всему увиденному, которое можно было бы построить без допущения, что я сумасшедшая.

До местной больницы нас сопровождал полицейский эскорт. Пока меня выгружали из машины, я сгорала от смущения, тем более что Эдвард спокойно проскользнул в больничную дверь на своих двоих. Я стиснула зубы.

Меня поместили в приемный покой скорой помощи — длинную комнату с рядом высоких коек, разделенных занавесками в нежных тонах. Медсестра померила мне давление и температуру. Поскольку никто не потрудился задернуть занавеску и скрыть меня от посторонних глаз, я решила, что не обязана больше носить дурацкий «ошейник». Когда сестра ушла, я быстро расстегнула «липучку» и бросила его на пол.

Вдруг все вокруг снова засуетились, и к соседней койке подкатили носилки. Я узнала Тайлера Кроули, с которым мы вместе посещали обществознание. Его голову покрывали пропитавшиеся кровью бинты, и выглядел он в сто раз хуже, чем я. Но тем не менее он тоже смотрел на меня очень озабоченно.

— Прости, Белла!

— Со мной все хорошо, Тайлер. А вот ты ужасно выглядишь, сам-то как?

Пока он говорил, сестры начали разматывать побуревшие бинты, и моему взору явилось его лицо: весь лоб и левую щеку покрывали мириады мелких порезов. Он не ответил мне, словно не слышал вопроса.

— Я думал, я тебя насмерть задавлю! Я слишком быстро ехал, и меня занесло…

Он поморщился — медсестра начала обрабатывать раны.

— Не беспокойся, ты промахнулся.

— Как тебе удалось так быстро уйти с дороги? Вот ты здесь, и вдруг — раз! — тебя уже нет…

— М-м-м… Эдвард меня оттолкнул.

Он не понял.

— Кто?

— Эдвард Каллен — он стоял рядом. — Я никогда не умела лгать, вот и сейчас мои слова прозвучали неубедительно.

— Каллен? Я его не видел… правда, все случилось так быстро. Он в порядке?

— Кажется, да. Он где-то здесь, ему даже носилки не понадобились.

Я знала точно, что я не сумасшедшая. Что же произошло? Невозможно было объяснить то, что я увидела.

Меня увезли на рентген. Я говорила всем, что со мной все в порядке, и оказалась права.

Даже сотрясения не было. Я спросила, можно ли мне уйти, но медсестра сказала, что сперва надо показаться доктору. Итак, я застряла в приемном покое, терзаемая постоянными извинениями Тайлера и его обещаниями загладить свою вину. И сколько я ни уверяла его, что со мной все хорошо, он продолжал посыпать солью свои раны. Наконец, я закрыла глаза и перестала его слушать. Он что-то покаянно бормотал, не умолкая.

— Она спит? — раздался мелодичный голос. Мои глаза мигом распахнулись.

Эдвард стоял рядом с моей койкой, самодовольно ухмыляясь. Я грозно воззрилась на него. Это оказалось нелегко — естественнее было бы растаять от немого восторга.

— Эй, Эдвард, мне правда очень жаль… — начал Тайлер.

Эдвард поднял руку, чтобы остановить его.

— Нет крови — нет вины, — сказал он, сверкнув белыми зубами. Присев рядом с Тайлером, он снова с ухмылкой посмотрел на меня.

— И что, каков диагноз? — спросил он.

— Да все со мной в порядке, просто не выпускают, — пожаловалась я. — А почему тебя не привязали к каталке, как остальных?

— Все дело в личных связях, — ответил он. — Но ты не бойся, я пришел тебя порадовать.

Тут из-за угла показался доктор, и я застыла с открытым ртом. Он был молод, у него были светлые волосы… и он был красивее, чем любой киноактер. Но вид у него был бледный и усталый — темные круги залегли вокруг глаз. Судя по описаниям Чарли, это был отец Эдварда.

— Итак, мисс Свон, — у доктора оказался очень приятный голос. — Как Вы себя чувствуете?

— Все в порядке, — сказала я, надеюсь, в последний раз за сегодня.

Он подошел к лампе-экрану над моей головой и включил ее.

— На рентгене ничего нет. Голова болит? Эдвард сказал, что удар был очень сильным.

— Нет, ничего не болит, — повторила я со вздохом, бросив быстрый сердитый взгляд на Эдварда.

Холодные пальцы доктора легко прошлись по моей голове. Он заметил, что я поморщилась.

— Здесь больно? — спросил он.

— Совсем чуть-чуть. — Бывало и похуже.