Стефани Майер - Сумерки (пер. Аделаиды Рич)

— Ох, — сочувственно сказал он. — Почему?

Словно мысли Чарли не были для него более прозрачны, чем для меня.

— У меня перевозбужденный вид.

Он поднял мой подбородок и вгляделся в мое лицо.

— На самом деле у тебя очень теплый вид.

Он медленно наклонился и прижался ко мне щекой.

— Мммм… — простонал он, делая глубокий вдох.

Когда он касался меня, было очень трудно сформулировать внятный вопрос, и пришлось с минуту собирать раскатившиеся, как горошины, слова.

— Мне кажется… что тебе сейчас проще быть рядом со мной, чем раньше.

— Тебе правда так кажется? — пробормотал он, а его нос скользил от моего подбородка к уху. Я почувствовала, как его руки, легкие, как крылья бабочки, отодвинули назад мои мокрые волосы, чтобы губы смогли добраться до впадинки пониже уха.

— Намного проще, — сказала я, стараясь вытолкнуть воздух из груди.

— Хмм…

— Так мне интересно, — не унималась я, но тут его пальцы медленно прошлись вдоль моей ключицы, и я потеряла нить.

— Что? — выдохнул он.

— Почему так, — мой голос дрогнул, выдавая меня. — Как ты думаешь?

Я почувствовала дрожь его дыхания на моей шее — он смеялся.

— Победа духа.

Я отодвинулась назад, и он застыл. Я перестала слышать звук его дыхания.

Мы с секунду осторожно смотрели друг на друга, а потом, когда его крепко сведенные челюсти понемногу расслабились, на лице проступило удивление.

— Я сделал что-то не так?

— Нет, ровно наоборот. Я только что чуть с ума не сошла, — объяснила я.

Он быстро оценил мое высказывание и польщенно спросил:

— Правда?

Его лицо медленно осветила триумфальная улыбка.

— Ждешь аплодисментов? — саркастически спросила я.

Он ухмыльнулся.

— Просто я приятно удивлен, — объяснил он. — За последние сто лет или что-то около того, — в голосе прозвучала ирония, — я не мог себе даже представить ничего подобного. Я не верил, что смогу найти кого-то, с кем захочется быть… по-другому, чем с братьями и сестрами. А сейчас, когда нашел, хотя я никогда ничего такого раньше не делал… у меня получается… быть с тобой.

— У тебя всегда все получается, — заметила я.

Он пожал плечами в знак согласия, и мы оба тихо засмеялись.

— Но почему тебе сейчас так легко? — продолжала я допытываться. — Сегодня днем…

— Мне не легко, — вздохнул он. — Но сегодня днем я еще… пребывал в неопределенности. Мне стыдно, было непростительно вести себя так.

— Вполне простительно, — не согласилась я.

— Спасибо, — он улыбнулся. — Видишь ли, — продолжал он, опустив глаза в пол, — Я не был уверен, что выдержу… — Он взял мою руку и легонько прижал ее к лицу. — И пока я допускал для себя возможность… сорваться с катушек, — он вдохнул запах моего запястья, — я был слишком… впечатлителен. Но когда я твердо решил, что ни за что, никогда… что не позволю …

Я еще никогда не видела, чтобы он так мучительно подбирал слова. Это было так… по-человечески.

— Значит, теперь это невозможно?

— Победа духа, — повторил он, улыбаясь, и его зубы ярко сверкнули в темноте.

— Ну и ну, как просто, — сказала я.

Он откинул назад голову и беззвучно захохотал.

— Для тебя просто! — поправил он, касаясь моего носа кончиком пальца.

И вдруг его лицо посерьезнело.

— Я стараюсь, — прошептал он с болью в голосе. — Но если это станет… выше моих сил, я уверен, что смогу уйти.

Я нахмурилась. Эти разговоры об уходе мне очень не нравились.

— Даже завтра мне будет уже труднее, — продолжал он. — Сегодня я дышал твоим запахом целый день и стал на удивление нечувствителен. Если я побуду хотя бы недолго вдали от тебя, мне придется привыкать заново. Хотя, конечно, не совсем с нуля.

— Тогда не уходи, — откликнулась я, стараясь скрыть страстное желание в своем голосе.

— Эта идея мне нравится, — ответил он, и нежная улыбка стерла напряжение с его лица. — Принеси кандалы — я твой пленник.

Но его длинные пальцы вместо этого крепко обхватили мои запястья. Он засмеялся своим тихим мелодичным смехом. Он вообще смеялся сегодня больше, чем за все время нашего знакомства.

— Сегодня ты выглядишь… веселее, чем обычно, — отметила я. — Я тебя таким еще не видела.

— А разве не должно быть так? — он улыбнулся. — Свет первой любви и все такое. Просто невероятно, насколько отличается все, что читаешь в книгах или видишь в кино, от того, что испытываешь в реальной жизни.

— Правда, отличается, — согласилась я. — В жизни все гораздо сильнее.

— Вот, например, ревность, — его речь полилась так быстро, что я едва успевала следить за смыслом. — Я читал о ней сто тысяч раз, тысячи раз видел, как изображают ее актеры в театре или в кино. Мне казалось, что я четко понимаю, что это такое. Но когда почувствовал сам, это был шок…

И он сделал страшное лицо.

— Помнишь день, когда Майк пригласил тебя на танцы?

Я кивнула, хотя запомнила тот день совсем по другой причине.

— Это был день, когда ты снова заговорил со мной.

— Я был поражен вспышкой негодования, почти бешенства, которая охватила меня — сперва я даже не понял, что это такое. Я был почти зол оттого, что не слышу твоих мыслей, и не мог понять, почему ты ему отказала. Просто ради подруги? Или у тебя на примете был другой? Я знал, что у меня нет права думать об этом. И старался не думать. А потом их выстроилась целая очередь, — он хихикнул.

Я сердито посмотрела на него в темноте.

— Я ждал и глупо переживал, что ты им скажешь, какое у тебя будет при этом лицо. Я не мог отрицать, что твое раздражение меня успокоило. Но мне нужна была полная уверенность.

— В ту ночь я в первый раз пришел сюда. Я смотрел на тебя, спящую, до утра, и отчаянно пытался стянуть разрыв между тем, что считал правильным , моральным, этичным и тем, чего действительно хотел. Я знал, что если продолжу не замечать тебя или сбегу на пару лет, пока ты не уедешь в колледж, то рано или поздно ты скажешь «да» Майку или такому, как он. Эта мысль поднимала во мне бурю гнева.

— И вдруг, — прошептал он. — Ты во сне произнесла мое имя. Таким ясным голосом, что я подумал, что ты проснулась. Но ты беспокойно повернулась на другой бок, еще раз пробормотала мое имя и вздохнула. От потрясения, которое я испытал в тот момент, все благие намерения разлетелись в пух и прах. И я понял, что не смогу больше тебя игнорировать.

Он немного помолчал — наверное, слушал мое сердце, которое вдруг забилось с перебоями.

— Но ревность… это такое странное чувство. Оно такое сильное, никогда бы не подумал. И совершенно иррациональное! Вот прямо сейчас, когда твой отец спросил тебя об этом гнусном Майке Ньютоне… — он сердито потряс головой.

— Надо было догадаться, что ты подслушиваешь, — простонала я.