Иней Олненн - Книга 1. Цепные псы одинаковы

Остановились Волк, Лис да Барс, будто очнулись, друг на дружку поглядывают ошалело и понять не могут, отчего кинжалы в руках и отчего руки чешутся друг другу горло перерезать. А Травник будто и не замечает ничего.

— Поделитесь наукой своей, мудрые знахари, — говорит. — У нас дорога дальняя, хорошо бы знать, какая травка боль снимает, а какая — усталость, какая кровь останавливает, а какая — слезы, какую есть можно, а какая смерть принесет?.. Из какой ветки стрелу выстругать, а из какой — для копья новое древко?

И Травник, все в той же позе паучьей сидя, на стариков пристально посмотрел.

— Обо всем рассказать — года мало, — важно ответствовал дед, поучительно воздев кверху обглоданную кость. Бабка истово закивала. — Скажу слов немного, но польза от них будет великая.

— Внимаю речам вашим, — Травник весь обратился в слух.

Дед кость в огонь бросил, руки подолом рубахи обтер и вещает:

— Кровь хорошо чернобыл остановит, его в болоте сразу сыщешь, на осоку похож. Пырей запросто боль прогонит, да болей трава вместе с ним. Помереть захочешь — волчьей ягоды поешь иль вороний глаз, поможет всенепременно. Ну, а копье несравненно хорошо из осины делать, луки — из рябины, а стрелы — из ольхи.

Ингерд, Эйрик и Оярлик разом опустили ножи.

— То есть… как это — копья из осины?.. — спрашивает обескураженный Эйрик. — Ты чего, дед? Когда это копья из осины делали?.. Да мы всю жизнь копья из ясеня и падуба мастерим, луки — из тиса, да это все знают!

Он оглянулся на Волка и Барса.

— А вот из осины щиты добрые получаются, — добавил Оярлик. — Чего-то перепутал ты, дед.

И что тут со стариками сделалось! Осерчали, зашипели, руками скрюченными на них замахали, что два карлика — лица злобными стали да уродливыми, отшатнулись в страхе и отвращении Ингерд да Эйрик с Оярликом, а бабка заверещала противным голосом:

— Ты, старый дурак, виноват! Чего наплел?

И как хватит его по уху!

— А ты чего, карга, молчала, будто рыба? Сама говорила: не загрызем, так облаем! — дед в долгу не остался и по голове стукнул.

И как пошла у них драка с руганью и визгом, словно кошка с собакой сцепились, только пыль по сторонам да клочья одежды.

— Разнять их надо! — крикнул Эйрик. — Ведь поубивают друг друга!

Но Травник остановил его своим посохом, простер над дерущимися худую длинную руку и сказал повелительно:

— Ве кархат, эгнари! Найра ие, найра Эльм!

После этих слов бабка кошкой обернулась, дед — собакой, Эйрик аж отскочил. Кошка с воем в одну сторону кинулась, собака с лаем — в другую, и скоро их и слышно не стало.

Эйрик с Оярликом на чудодейственного Травника во все глаза уставились, и Эйрик просипел:

— Ты… да ты… ты же ведун! — поперхнулся он своей догадкой. — Что б меня!.. Чур меня, чур!..

Он замахал руками, точно защищаясь, попятился, споткнулся и рухнул, чуть не в самый костер. Травник к Оярлику повернулся, Оярлик в бок шарахнулся, а Травник шарахнулся от него, ведь у Лиса в руках все еще нож был. Ингерд, глядя на все это, расхохотался и хохотал до слез, и всем сразу стало легче. Страх ушел. Исчезла жажда убийства. Кинжалы в ножны возвратились, будто и не покидали их вовсе. Осталось только горькое удивление, что так легко рука с оружием на друга поднялась.

— Это все они, проклятые, — со злостью бросил Эйрик, — от них все раздоры, от странников этих, перекати-поле!

Он поднялся на ноги, с опаской на Травника поглядывая и соображая, не накажет ли он его за прошлые насмешки. Вспомнив, сколько раз он над чудным отроком потешался (хоть и без злого умысла), Эйрик едва не застонал. Над ведуном потешался!.. Он потихоньку костер обогнул и рядом с Ингердом встал.

— Послушай-ка, Травник… э-э…чудодейственный, — Оярлик тоже осторожничать начал, — а как ты распознал, что старики эти и не старики вовсе?

Тут настал черед Травника смеяться, и он стал похож на обыкновенного мальчишку.

— Да тут и гадать нечего было, — говорит, — дед-то про целебные травы такую околесицу нести взялся, что невмоготу слушать было! Все перепутал, все перемешал! Про одно только сказал верно: про волчью ягоду да вороний глаз.

— Ну, про это все знают, — усмехнулся Ингерд.

Он еще больше зауважал юного ведуна, стараниями которого они избыли столько бед. Зауважали его и Эйрик с Оярликом, но относиться к нему стали все же с некоторой опаской, зная, что он ведун, хоть одеждой и не менялись.

— Стало быть, эти кошка с собакой тоже одержимые? — спрашивает Оярлик.

Травник кивнул.

— Эх, зря уйти им дали, — Эйрик сокрушенно поглядел в темноту. — Где-нибудь они дел натворят, раз здесь не получилось.

— Не натворят, — успокоил его Травник, — они теперь свои истинные обличья приняли, никого не тронут, меж собой драться будут.

— Стало быть, так и загадано, — промолвил рыжий Скантир. — Нет, ты подумай, до чего просто: сотворить из кошки с собакой оборотней, глядишь — и люди уже как кошка с собакой дерутся!

— Я из-за этих одержимых двух своих родичей убил, — угрюмо молвит Эйрик. — Я дома на отунге только Судом Меча оправдаться смог. Умом все понимаю — не на мне вина! — а кровь-то на моих руках, и перед глазами — дети, что сиротами сделал, и жены, что вдовами оставил…

Эйрик горько махнул рукой и замолк.

— Доберемся мы до этого колдуна, дай срок, — говорит Оярлик, — доберемся до его поганого острова, никуда он от нас не денется.

А Ингерд другой остров вспомнил — зеленый, птичьим перезвоном наполненный, и защемило сердце, одной половиной там, у студеных ключей оставленное. А Оярлик вскочил вдруг да на круг с песней пошел:

Перед Эйриком ногой топнул, Эйрик порывисто поднялся, плечи развернул — и ну ломать колена! Сапог о землю стучит, земля из-под сапога клочьями летит:

Стоят друг против друга, подбоченясь, потом рассмеялись оба, один одного по плечу хлопнули и к костру сели.

Занимался рассвет. Перед ними, объятые туманом, лежали земли Медведей, и были они им такие же чужие, как нехоженый Лес Ведунов.

— Никогда тут не был, — говорит Эйрик, окидывая взглядом сумрачную туманную долину.

— Вот и побываешь, — ответил Ингерд и махнул рукой:

— Вперед.

Полого и незаметно поля собирались в низину. Течение Бурой стало шире и как будто медленней. Потянуло болотной гнилью, земля под ногами стала зыбкой, сквозь траву вода засочилась.

— Паршивое местечко, — бросил Эйрик, к каменной тверди под сапогом привыкший.