Анастасия Вихарева - Там избы ждут на курьих ножках...

— Так как ты, говоришь, этих чертей изводят? — спросила Манька с видом прилежной ученицы, заложив руки за спину.

Дьявол остался довольным. Он уже смотрел на нее мягко, с легкой иронией.

— Я знал, что ты пока еще дура, но поимела немного ума! — произнес он одобрительно и объяснил: — Все дело в том, что черти необычные существа, которые не имеют материальности вовсе. Но некоторые нечистые умом люди умеют придать им материальность, заключая в пространственной материи. Пощупать ее ты не можешь, но для чертей она — самая настоящая тюрьма! Так они остаются на земле рядом с человеком, в устроенных скрытых жилищах, и ждут, когда плюнет кого-то в человека, или в глаз ему заедет, или зависть выскажет. И тут-то черти предстают во всей красе, потому что мысль умеют сделать материальной. Хорошие мысли они не исполняют, черт — старый проверенный способ вывести объект на чистую воду. Так устроены: хотят, чтобы их заметили и вызволили. А если хорошее, кто ж станет вызволять?! И пошло-поехало! Пока человек не поймет, что злобу таит на пустом месте или зависть у него себе в убыток. Но это — если умеет провериться, а не умеет — тут уж черт нечисти доброе подспорье! И загоняет она чертей в землю, и лишает взаимовыручки и свободы передвижения. И сказать уже могут только то, что темница велит. Про человека, у которого черт на привязи пасется, говорят: у него дурной глаз! Улетает удача к вампиру, если черт рядом. А люди и вампиры думают, будто это они сами от себя такие…

— А зачем Бабе Яге у себя дома черта привязывать, если он это… дурной глаз! — удивилась Манька.

— Нечисть, она на то и нечисть, чтобы не иметь против себя нечистую силу, — Дьявол щелкнул ее по носу. — Вот твою землю вампир полонил — а Баба Яга землю изб. У избы тоже есть своя земля, а Баба Яга разобралась и отрезала ее. Своей-то нет, не вернула в свое время, когда душу-вампира отправляла на тот свет, а безземельной среди вампиров долго ли походишь?! Страшное дело делали две избы против себя самих. Обе они украденные у поленьев. В земле должны были быть неугасимые поленья, а изба — на земле. И получилось, что деревом неугасимым сами топились, которое им самая что ни есть душа.

— Так мне нельзя с ветками неугасимыми сюда заходить? — ужаснулась Манька, бросив взгляд на ветвь, которая стояла в вазе, и горела вместо свечей.

— В печку положить нельзя, а освятить избу — святое дело! Дерево в земле, а ветка — мудрое его начало. А теперь представь, что оборотни каверзу задумали. Где бы ты не пряталась, черти выведут их прямо на тебя: «Мы, Маня, здесь! выпусти нас на волю!» — Дьявол посмотрел на нее и успокоил, заметив, что она сама не своя: — Да не бойся, черт убивается взглядом. Вернее, не убивается, а разваливаются стены его темницы, а сам он уходит в свою обитель.

— И только-то? Не будет никаких трупов?! Ни с кем не надо биться?! Никакого кровопролития?! — Манька облегченно вздохнула, прищуриваясь недоверчиво и сверля Дьявола взглядом. — Ну, хорошо, — согласилась она. — А как мне в пещеру-то попасть? Я ж не могу пройти сквозь стену!

— Не спеши! Стань спиной к пещере, — Дьявол приставил ее к тому месту, где она видела вход. — Так, теперь смотри и иди назад себя, и не думай о стене, просто иди, и, когда будешь в пещере, не оборачивайся. Выйдешь так же. Запомни, потеряешь след, заплутаешь! Смотреть на черта можно только затылочным зрением. И убиваться он так же.

— Так как же я их разгляжу?! — засомневалась Манька в который раз. — Сам сказал: убиваются взглядом, а на затылке разве есть глаза?!

— Разглядела же, — спокойно ответил Дьявол.

— Услышала я их, — поправила она.

— А пещеру кто мне описал? — напомнил Дьявол, подталкивая ее в грудь.

И вдруг Манька поняла, тупо уставившись на Дьявола — опять прав! Было у нее другое зрение, о котором никогда не догадалась бы, если бы Дьявол не надоумил. Ведь не смотрела она глазами, а пещеру запомнила зримо!

Как такое могло быть, если не смотрела?

Как видела, объяснить она себе не могла. Там стеночка была, и были какие-то мысли, но пространство за стеной просматривалось ясно. Голова ее при этом стала сумрачной, обе мозговые доли налились свинцовой тяжестью, и заломило в височных областях, но как-то неправильно, не в самой голове, а снаружи. Но она точно знала, что никто в этот момент ее не бьет, а значит, боль была ненастоящей. Может, это оттого, что заработал третий глаз, тогда причин паниковать не было, но как она туда попадет, если стена у нее за спиной стоит? И пусть она видит вход, но ведь реально-то его не существует!

Она приноровилась, настраиваясь на пещеру, попятилась назад. И вдруг обнаружила себя в пещере. Но видела впереди не стену, а только вход, и самой избы как будто не было.

Задом пятиться было неудобно. Пару раз она споткнулась, и чуть было не потерялась, но вовремя сумела остановиться и нащупать твердую почву, восстанавливая равновесие. Она двигалась назад себя не спеша, прощупывая своим открывшимся затылочным зрением тропинку. Немного заболела голова, то ли от напряжения, то ли сама пещера на нее так подействовала. То, что она приняла за тропинку, оказалось черным маслом, которое натекало со стен, и было разлито везде, замазывая видимость. От этого в пещере стояла густая темень, хоть глаз выколи, но оказалось, что для затылочного зрения свет как таковой не требовался, рассмотренное масло мешало, но столько же выдавало спрятанные в нем объекты, у которых святились угольками глаза.

Масло оказалось масла масленей, оно само по себе имело некоторую способность отводить глаза, когда капало с потолка — сразу появлялось необъективное желание получать от жизни удовольствие, хотелось все бросить и расположить к себе хоть одного вампира. И сомнений не возникало, что поступит он иначе, как разве что протянет ей руку и поднимет до себя, но это было состояние, а не мысли. И уже не свое.

Сначала она чувствовала только присутствие и неясное ощущение, что некто за ней следит, и независимые эмоциональные волны. Слева — может быть, недовольство, униженность, отчаяние, презрение и явный вздох. А справа — прочная уверенность в своих силах, направленная на нее, явно подавляя. Уверенность была где-то выше, чем вход в пещеру, будто с потолка. А еще такое состояние, которое можно определить, как мы были, мы — есть, мы — будем!

Наконец, она заметила, что искала. Умасленный черт, черный, лохматый, сливаясь со всем, что было в пещере, сидел на стене, и непонятно, как удерживался. Он почти висел. Выдали его глаза — красные угольки, как источник волны. Он тоскливо смотрел не на Маньку, а на вход в пещеру, и она поняла, что он ее не видит. Манька смотрела на него во весь затылок, но от ее взгляда отдавать концы он не собирался, даже со стены не свалился.