Светлана Дильдина - Сильнейшие

А вечером, когда небо окутали две вуали из паутины, розовая и серая, ждал неприятный сюрприз. И любимая его преподнесла.

— Они с нами пойдут, — Соль кивнула на молодую пару. Стояли плечо к плечу, за руки держась, и казались совсем детьми, хоть и были постарше Соль.

— Зачем?

— Родители против их союза, — немного смутилась Соль. Тахи мог многое ответить, но сдержаться сумел. Не хватало еще потерять Соль, не успев обрести.

— Ты хочешь взять детей со всей Тейит?

Соль напряглась, но, к удивлению Тахи, не отступила:

— Пожалуйста. Вместе нам будет легче. Север ли, юг… все мы люди.

— Ладно! — бросил хмуро, и даже имен двоих не спросил. Северяне испуганно разглядывали его, а когда появился Утэнна, то не они одни, но и Соль попятились и готовы были двинуться обратно.

— Къяли, Киуте, — прошептала Соль, представляя северян огромному южанину. У Киуте, казалось, одни глаза и есть на треугольном лице — вылитый кама-лемур. Ее избранник выглядел худым, но довольно жилистым — вряд ли свалится совсем уж быстро, — подумал Тахи, все же оглядев навязанных спутников повнимательней. Пробормотал:

— Может, и к лучшему.

Сборы не заняли много времени — нужное все принесли северяне; Тахи мало что мог достать среди эсса, а Утэнне и вовсе не следовало на себя внимание обращать. Быстро — всего один вечер, а в полдень южане поедут обратно. Ночью стоит уйти, переночевать вблизи Тейит, а с рассветом постараться как можно быстрее шагать. На всякий случай — излишняя подозрительность полезна порой. А северяне очень не любят, когда в торговый местах Чема и Уми дети одного крыла соприкасаются с другим.

— Нас будут искать обязательно, — предупредила Киуте. — Меня и его, — глянула на избранника своего с любовью, и плохо вязался теплый, по-детски доверчивый взгляд со словами:

— Если вернут, будет плохо обоим, ему — особенно. Мы позаботились о том, чтобы нас не скоро хватились. Надо уйти как можно дальше, чтобы найти не сумели.

— Еще одна радость, — не сдержался Тахи, и северяне проглотили эту резкость.

— Мы можем перебраться через горы, — предложила Соль. — Поселиться на побережье…

— Я не знаю горных троп, — Тахи покачал головой. — Только перевал Уэйна, но он далеко и южане охраняют подходы. А на побережье часты страшные ураганы.

— Разве нельзя поселиться на горном склоне? — вступила Киуте. Тахи вскинул голову, но совладал с собой на сей раз.

— На западных склонах хорошо жить лишь сернам. И земли там мало, все больше камень.

Он взял руку Соль и заговорил, обращаясь только к девушке:

— Никто из нас не знает моря, да и горы коварны, порой шевелят хребтами. И дикари… В долине спокойней.

Вышли порознь с остальными, чтобы внимания не привлекать. И без того предстояло миновать много поселений — расспросов не избежать, ладно еще, если в Тахи не опознают чужого. Ночью и в сумерках придется идти — за ними погоню вряд ли пошлют, а за Утэнной могут. Да и погоня тут ни при чем — кому хочется все любопытные и осуждающие взгляды на себя собирать?

Так и покинули Тейит.

Соль, только и мечтала о том, чтобы остаться только с ним, и никого вокруг. И вот… никого, поет далекая кауи, мелко, заливисто, и темный мох на поляне, и небо высокое.

Тахи заметил, что девчонка сжалась и смотрит, словно тут ей и конец. Рассмеялся, провел пальцами по щеке Соль, по губам. В черных зрачках его отражалась песня кауи; тесьма, вплетенная в волосы, казалась живой.

— Ты совсем дитя, — тихо, как вздох, прозвучало, и Соль послушно кивнула, спрятала лицо у него на груди. Ей все еще было страшно, и он же был защитой от этого страха… и от всего теперь — единственной ее защитой.

Соль сбила себе все ноги в пути — горная серна, она не привыкла бесконечно идти через леса, плотные, душные, то приветливые, то страшные. Тахи и нести ее был бы рад, но сама не давала — довольно ему других тяжестей. В лесу под темным покровом деревьев хозяйкой была зеленая тень. Влажность, а порой и прохлада, особенно после дождя, противоположные палящему зною открытых мест, исходящий от лесной почвы запах земли, мхов и сладкий аромат цветов. Папоротники повсюду, забивающие траву, деревья причудливой формы, покрытые свисающими плетями длинных гибких растений, порой пышно цветущих, порой покрытых ядовитыми шипами — а то и все вместе.

Солнце било сквозь прихотливую резную листву, а рядом, в темных сырых закутках, таилась бесчисленная яркая смерть. Смертоносным было многое — и невинные с виду пятнистые ящерицы, и огромные жесткие сколопендры, и змеи — тонкая быстрая тахилика и туалью, неповоротливый с виду.

По ночам лес просыпался, казалось, и наполнялся множеством голосов — от щебета и чириканья до хриплого рева. Соль жалась к Тахи, да и молодая пара северян старалась держаться к нему поближе, а он улыбался краешками губ — он знал эти голоса и любил их.

Помогал Соль найти нужные коренья и травы, лечить ее синяки и ссадины. Чуть свысока распоряжался Утэнной и особенно Къяли — тот, ломкий, похожий на подростка, отмалчивался и подчинялся беспрекословно.

Порой леса сменяла равнина с высокой злой травой, режущей незащищенное тело, — идти сквозь нее было сущим мучением. Там, где трава не росла, простирались каменистые пустоши.

— Успеть до времени дождей, — говорил Тахи, и подгонял своих спутников.

Солнце стояло уже совсем высоко. Жаркий воздух колыхался, струился, словно людей заключили внутрь одного из так любимых северянами кристаллов. Соль вытерла лицо веткой папоротника — больше ничего подходящего не попалось. Вопросительно поглядела на Тахи — она неважно умела определять направление, но в течение многих дней солнце вставало и садилось по ее правую руку. Шли напрямик, и расстояние между ними и землей южан сокращалось.

— Мы идем на юг… зачем? — спросила Соль, убирая с лица паутину и стряхивая ее наземь. — Мы уже близко к Астале…

— Не близко. Но и не так далеко. Скоро мы остановимся, мое солнце. Я хорошо знаю те места — спокойно, красиво. — Тахи улыбался. Как же она любила эту улыбку!

— Места близ границы Асталы спокойны. Когда-то неподалеку там был небольшой город, но леса поглотили его. Остались развалины… камни одни. Башня полуразрушенная…

— Мы поселимся там?

— Ни за что. В камнях уютно лишь северянам и летучим мышам, а мы… — смолк, немного смущенно поправился: — Жить на чужих развалинах — счастья не знать.

А потом впереди в очередной раз блеснула светлая серебристая полоса, только очень широкая на сей раз, пахнуло прохладной свежестью. Птицы вспорхнули при их приближении, захлопали крыльями — столько было птиц, что на миг заложило уши.

Тахи оглянулся на спутников — зубы сверкнули в улыбке, моложе стало лицо: