Екатерина Пекур - Предатели Мира

Тайк был настроён оптимистично, но лишь около полуночи мы вышли к шумному домищу о трёх этажах, во всех окнах которого горел свет, а где-то во дворе мерно и тихо стучали барабаны. Дом был сам по себе зажат меж пышных и шумных построек других хупарских семей. От неожиданности я запнулась, а Мар кашлянул. Нехилая семейка у бабушки Тайка. Да тут, наверное, полсотни человек жило, если не больше. Знать бы ещё, по адресу ли мы притащились в этот грустный и тёмный час? Еле волоча ноги, Тайк двинулся на разведку (тот дом или не тот?), но спустя полчаса мы уже поднимались по скрипучей и гулкой лестнице на чердак этого муравейника.

Под нами всё гудело, и скрип ступенек под нашими ногами мешался с взрывами хохота, детским плачем, глухим ритмом «домашних» барабанов, шагами и прочими звуками присутствия многих десятков людей. На лестнице пахло едой, свежим хлебом, простым табачным дымом, детскими неожиданностями. По правде говоря, я всерьёз опасалась, как бы это клановое сооружение не рухнуло от наших шагов (как от последней капли). Но, кто бы не строил это жилище, двоих лишних аллонга оно вынесло… Лестница закончилась тесной площадкой с резными перилами, тёмными от времени и касания многих рук.

— Сюда… — пробормотал Тайк, вежливо пропуская нас вперёд. Странно, до сих пор он вёл себя, как тер-карелец, а не как коммунальный, — Это бабушка Бош. Это господа, о которых я говорил, бабушка, — и он смирённо замер в уголке — стоя, хотя там было целых три незанятых стула!

От неожиданности я растерялась. С кем он говорит? Да ещё с таким трепетом, будто Братьев-Богов узрел, и все былые грехи ему тут разом и явились? В комнатке было полутемно, всю её занимали расшитые яркие покрывала, полностью скрывавшие за собой мебель, тёмные окна, дощатые стены, и среди этого безумия я не сразу заметила необъятную древнюю шоколадную женщину, затянутую в многоцветный халат с целой тысячей, наверное, оттопыренных карманов — и из каждого из них что-то торчало: нитки, лоскуты, исписанные карандашом бумажки, дешёвые «карманные» книжки, платки и даже… пластмассовая хлопушка для мух! На голове бабушки Бош высилось лихо свёрнутое сооружение из не менее чем трёх квадратных шагов цветастой ткани. Сама же хозяйка сидела на стуле, прямо в центре комнаты, да с таким достойным и строгим видом, что заносчивый Мудрейший Соннарш должен был удавиться от зависти и снова пойти первогодком в гуарро философии. Должно быть, старушка заняла такую позицию, пока мы ковыляли по ступенькам. Или, может, это её обычная поза.

— Садитесь, господа, — с невыразимым достоинством промолвила она, вставая навстречу нам, и тот же час велела, — Сделай чаю, внук Тайк. И ужин принеси.

Бедный мулат удалился с самым несчастным видом. Воображаю, как он будет объяснять на кухне, кто он такой…

— Садитесь, молодые господа, — произнесла бабушка Бош, едва за Тайком закрылась старая дощатая дверь, и сварливо извинилась, — Мой непутёвый внук мог бы и сам додуматься, что вам нужно поесть как следует, а то ведь аллонга сами могут и с голоду помереть, если кое-кто забудет про свои обязанности!

Мар открыл рот — и закрыл. Кажется, мы с ним подумали про одно и то же.

— Вот ведь, как оно выходит, если нарушаешь Порядок! — назидательно провозгласила старушенция, — Ну да в доме старой Бош всегда помнят о нём, что бы там не надумывали белые детишки! И горе тому лентяю, кто вздумает об этом забыть! — грозно нахмурилась она, изображая, видимо, что ждёт её многочисленных отпрысков в случае ослушания.

Вот так. И попали мы в лапы к заботливой нянюшке-переростку, от которой бы даже глава Совета Мудрейших уполз лишь с тщательно вытертым носом и до ушей подтянутыми штанами. От бабушки Бош веяло абсолютно непрошибаемой уверенностью в правильности её мира, так что мы оба, кажется, слегка оробели.

— Уважаемая Бош, нам необходима помощь, и притом весьма деликатного свойства… — начал Мар.

— Знаю я ваши свойства, знаю, — белозубо улыбнулась толстая старуха, извлекая из одного из своих карманов двойную металлическую фигурку. Я видела такие в глубоком детстве — их тайком от Мудрейших делали хупара, и они изображали Братьев-Богов — хотя, подозреваю, о свойстве шоколадных всё персонифицировать и овеществлять и в Совете Мудрейших, и в отделе идеологии отлично знали… — Боги всё сделали таким логичным, — она потёрла фигурку старыми пальцами-сосисками с бежевыми ногтями, — и что молодёжь вечно пытается нарушить правила? Но уж что-то придумаю я для вас… — она со вздохом спрятала фигурку и достала носовой платок размером с Бмхати (такой же красный), — Хотя, если подумать как следует — сварливо продолжила она, вытирая нос, — а в моём возрасте люди это делают чаще, чем когда они зелены! — выходит, что такое местечко, как это ваш Карел, ну никак не выкинуть на свалку, уж вы мне поверьте, дорогие мои!

Она неспешно встала со своего стула и проковыляла к окну, занавешенному одним из этих невообразимых покрывал из кусочков старых одёжек. Отчего-то мельком выглянула в щель и снова вернулась в центр комнаты.

— Беда с Карелом, а?

Мы с Маром переглянулись.

— А многие об этом знают?

— Мир слухами полон. А хупара везде живут. И про Карел слышно, и про то, почему так. Снесли его опять. Нюхачи хреновы.

— Гм… — сказала я.

Старуха тепло улыбнулась.

— Я стара, молодая госпожа. Слишком стара, чтобы боятся или врать. Я выростила десятерых детей, тридцать внуков. А ещё троих белых детишек нянчила! — гордо сказала Бош. Вот откуда её уверенные манеры в общениии с белой молодёжью. — Нет разницы, дорогие мои. То-то же! Нет разницы между детьми. Уж я-то знаю. Особенно коли дети чем-то не такие, как положено, а в жизни всякое бывает. Жизнь… она… не слишком-то прямая, — задумчиво проговорила старуха, и я удивлённо глянула на неё — такая ересь никак не вязалась с образом охранительницы Порядка, — Но не сносить же им головы по этой причине, верно? Вот они и уходили в этот ваш Карел, это точно… А теперь опять некуда… Да где же этот Тайк, лентяй он эдакий?

— А у родни не возникнут сомнения, отчего это Тайк вернулся домой? — спросил Мар, — Может, ему стоило прятаться?

— Как же, спрятался бы он… — покачала головой Бош, — вы ж, поди, много часов нас искали. Так теперь почитай весь Хупанорро знает, что Тайк-мулат, сын семейной Догаши из Жухины, вернулся.

Я ощутила, как Мар напрягся и тихо зарычал себе под нос. Боится утечки информации. Рычал Мар скорее в мой адрес — ведь идея ехать в Город была моей! Но я не боялась предательства со стороны хупара. Всякие «серые» были куда опаснее, а тут, в столице, их не сыскать с фонарём. Хотя, безусловно, есть вербованые Комитетом хупара, но они вряд ли сольют родича. Вот белого могут. Особенно такого странного белого, как Санда — и я остро ощутила, что мои рыжеватые волосы прикрыты от Мира лишь куцей тряпицей в горошек…