Зверь, шкатулка и немного колдовства

Женщина напротив повторила движение. И именно это заставило чародейку почувствовать подвох. Незнакомка выглядела так, что ее реверанс должен бы быть отточен до совершенства. У нее же он вышел неуклюжим и неуверенным, как у самой Ивы.

И в этот момент травница в ужасе поняла, что смотрит в зеркало. Эта сероглазая шатенка в сине-сизом платье была ею. Это просто не поддавалось осознанию. Травница начала отчаянно щупать себя за лицо, волосы, плечи, бедра и даже грудь, пытаясь понять, действительно ли ее глаза видят то, что есть на самом деле. Женщина в зеркале проделывала то же. И на лице у нее отразился священный ужас. Знахарке отчаянно захотелось вновь упасть в обморок. Может, тогда все вернется на свои места? Мысли метались из стороны в сторону, не выдавая никакой разумной идеи, хоть как-то объясняющей произошедшую смену облика. И хуже всего, знахарка не представляла, как выбраться из этой ситуации. От того, чтобы сесть на пол и заплакать, Иву удерживало только неверие в то, что это все-таки происходит на самом деле.

- Анастасия…- В комнату без стука вошла другая девушка. Внешне неуловимо похожая на ту, в которую сейчас обратилась травница. Хотя почему неуловимо? Те же темно-русые волосы, этот необычный разрез глаз. Только миловидней и губки пухленькие,- Ты чего до сих пор тут? Обед уже накрыли. Отец уже во… сердится. Есть, наверное, очень хочет. Так что поторопись… ладно?

При внешней бодрости, даже некоторой грубоватости что-то в ее голосе настораживало. Это чувство подтвердилось, когда девушка, закончив говорить, бросила на Иву невольный сочувственный взгляд. Замаскированный, но вполне читаемый. Похоже, незнакомка отчаянно пыталась сделать вид и вести себя так, будто все в порядке. Обычно такое происходит, когда что-то все-таки произошло. Что-то очень и очень страшное. Горе. Как правило, именно так.

Невольно отметив все это, Ива тем не менее запаниковала еще больше. Что ей делать? Как себя вести? Но гут ее тело само повернулось в сторону заглянувшей к ней в комнату девушки.

- Уже спускаюсь, Марина,- произнес четкий, хорошо поставленный женский голос. Таким строго-вежли-ио-благожелательным тоном надо отдавать указания слугам на правах хозяйки,- Передай батюшке, что я уже спускаюсь.

- Не-э-э, давай вместе пойдем,- заныла вторая.

Ответом ей было молчание. Ива не могла видеть, но

ей казалось, что она вполне представляет, какое выражение сейчас у той, в чьем теле травница сейчас находилась. Оно было такое… с ним не поспоришь. Вот и младшая - разница в возрасте вполне ощущалась, правда, не по отношению к Иве, а к Анастасии - повздыхала, бросила на сестру (это же сестра, не так ли?) несколько скорбных взглядов, но в конце концов сдалась и вышла из комнаты.

- Ты только… побыстрей, а? А то ж отец меня вместо обеда съест.

Анастасия слегка наклонила голову, чуть дрогнули в улыбке уголки губ.

И как только дверь закрылась, Ива ощутила, что вновь может управлять телом. «Да что же это творится?! Я что же это, теперь Анастасия?! Анастасия Виц-лавская?! Хм… мода как раз того времени, насколько я могу судить… О боги! О боги!… Но… как же так?! И я не просто вселилась в это тело. Тут явно и ее сознание. Нет, не сознание, но она делает все так, будто меня тут и нет. Но я же есть…- Ива подняла руку и пошевелила пальцами.- Вот, я же сама это делаю, да? Гоблин, а где же тогда мое тело?! Ой!»

Без какого-то участия сознания знахарки русоволосая девушка подошла к зеркалу, провела расческой по гладко уложенным волосам, возвращая на место выбившуюся прядь, и направилась к двери. По пути ее рука легким прикосновением скользнула по небольшому портрету в коричневой деревянной рамочке. Насколько Ива смогла разглядеть, на нем был изображен молодой шатен в офицерской форме.

Последующие события все больше озадачивали девушку.

Анастасия вышла из комнаты, прошла по коридору и начала спускаться по лестнице. Ива же при этом чувствовала себя, как будто ее везут в карете, то есть непосредственно от нее движение никак не зависит. И одновременно знахарка ощущала, что это именно она шагает по полу, касается перил, подбирает пальцами платье, дабы не споткнуться. От этих двойственных впечатлений кружилась голова и жутко путались мысли. Самым неприятным, безусловно, было полное непонимание произошедшего. Травница пыталась вспомнить предшествующие такой разительной перемене события, однако это отчего-то не удавалось. Все, что произошло после посещения их компанией Военного архива, смазывалось в какую-то невразумительную вереницу цвет-пых пятен и образов.

- А, дочка, мы уж заждались! Присаживайся быстрее. Негоже так долго отца голодом морить!

Тело само знало, куда идти, и сейчас привело знахарку в комнату, судя по всему выполняющую функцию столовой. Мужчина, который назвался отцом Анастасии, выглядел так, будто сошел со старинных дворянских портретов. Именно таким, по мнению Ивы, должен быть военный в отставке, бравый офицер, ветеран, годы которого клонятся к закату, а также почтенный отец семейства: пышные усы, переходящие в бакенбарды, копна седых волос, отменная выправка, лучики морщин у глаз и громоподобный голос.

Легкая улыбка, не коснувшаяся глаз… Ива ощущала, что именно так и сделала Анастасия. Хотя сама она не прилагала к этому никаких усилий.

И те же сочувственные взгляды. Немолодая женщина, явно мать. Двое младших сестер, в том числе и та, что забегала в комнату,- как ее? - Марина, кажется. Мальчик, брат, наверное. Только в его глазах не прячется это разряжающее и горькое сочувствие. Он слишком занят собакой, рыже-коричневым охотничьим псом. Все благообразно и чинно. Даже этот мальчуган в белой рубашке с широкими рукавами и в чуть мешковатых штанах, заправленных в гладкой кожи сапоги. Все очень прилично и благородно. Только отчего такая тяжесть? Будто все чего-то ждут и боятся. И ничего не могут поделать, и это гнетет всех еще больше. Многое можно пережить, но как же убивает бессилие, когда не в силах помочь самым дорогим. Ива даже чужими мыслями подумала, что это, наверное, очень страшно, когда твое оберегаемое и лелеемое дитя вырастает, влюбляется и начинает страдать, а ты, привыкший спасать от всех бед, можешь только наблюдать и сопереживать, но при этом чувствовать эту самую ненавистную боль - оттого, что плохо твоему ребенку.

Хотелось их подбодрить, сказать, что с ней все хорошо. Но все было не так, и она знала, что ей не поверят. Пиковая ситуация. Оставалось только хоть внешне вести себя так, будто все в порядке и никакой беды нет.

Девушка села на отодвинутый слугой стул и положила на колени салфетку.

- Тогда приступим? На вид все невероятно аппетитно.

В столовой раздались невнятные согласные возгласы. Но из них искренна была только собака.