Валерий Иващенко - Черный Ярл

— Было бы легче, если бы вы, почтенный ярл, назвались нам полным именем с перечислением всех титулов, приличествующих вам.

— По дворянским обычаям, я имею право называться одним именем и титулом на мое усмотрение. Ярл Valle. К вашим услугам.

Наместник незаметно вздохнул и переменил позу.

— Да будет так. Признаете ли вы, ярл Valle, предъявленные вам обвинения?

— Не скажу ни да, ни нет.

— В таком случае, вам придется побыть под стражей до окончания рассмотрения дела. Скорее всего — до завтра. Сдадите ли вы оружие добровольно?

— Я знаю закон, — отрубил ярл и снял с себя перевязь, — Только скажите этим мерзавцам из стражи, чтоб не баловались — меч зачарованный, чужих не любит.

Вот и сидит теперь узник в тесной вонючей камере, задумавшись о чем-то своем при тусклом свете continual light. А наместник бродит бессонной ночью по дворцу, что-то бормоча и прикидывая так и этак, шаркая шитыми золотом тапочками по плитам пола, распугивая шастающую иногда прислугу и наводя тоску на караульных.

А где-то в лабиринте огромного, никогда не спящего города, среди дьявольского варева факелов, магических шаров и огней, за столиком в полутемном углу маленькой таверны примостилась экипированная как на войну девушка дану и, потягивая столь полюбившийся клюквенный напиток, смотрит на светильник, сквозь него и куда-то дальше в одной ей известные дали и времена.

Человек не спеша спускался по осклизлым ступеням, иногда еле заметно морщась от брезгливости. Был он не худ и не толст, не молод и не стар, несмотря на седину, серебром мерцающую на его плечах. Дань скорее тяжелым трудам и раздумьям, нежели годам придала ему ту величавость, которая сразу выделяет того, кто несет нелегкую ношу ответственности. За землю, за народ, за порядок и покой, которые так мало ценятся в молодости.

Дежурный офицер, идущий впереди, нес магический светильник и спросонья туго соображал, зачем самому Наместнику понадобилось посетить подземную тюрьму — донжон, да еще и в столь неурочный час. Предрассветная вахта, которую сами караульные называли не иначе как «собачьей», была тягомотнее самого безжалостного разноса от начальства. Холод и сырость пробирают до костей, сколь не одевай теплого под казенный мундир, а с хмельным тут строго. Не прикорнешь в уголке, да и отлучиться некуда — подземелье, знаете ли. А сама природа людская так и затягивает в блаженную дрему…

Облицованные грубым камнем галереи и камеры сочились влагой. Офицер со злорадством представлял, как наместник поскользнется и въедет хотя бы в вот эту зловонную лужу, которая постоянно натекала из коридора с пересыльными каторжанами. Вообще-то он мужик не злой, наместник-то, жить можно. Только зачем начальству самому лезть в этакие малоприятные места…

— Осторожнее, ваше превосходительство, не вляпайтесь. Сколько ни убирали, сколько ни засыпали — все без толку. Видать, так и должно быть.

Задержавшись немного, чтобы перевести дух, на уровне, где содержались убийцы и мздоимцы, пошли далее. Когда миновали очередной пролет лестницы, стало ясно, что офицер, наместник и его советник спускаются на последний ярус, в котором должна содержаться самая серьезная публика. «Политические» — шепотом называли таких постояльцев стражники и старались держаться от дверей камер подалее. Оно и понятно — в такие дела простому люду никак лезть нельзя. Дворянам и познатнее доводилось выходить отсюда прямиком на плаху, а с прочими и вовсе разбираться не будут. Хоть словцом перебросишься — свои же и донесут.

Правда, «политический» ярус давненько пустовал, только вот нынче утром привели черного мага и вежливо попросили зайти в камеру. Сержант и стражники панически боялись подойти ближе, чем на несколько шагов, словно опасались подхватить неведомую заразу. Правда, дежурный офицер, лично принимавший сопроводительные бумаги, посчитал, что такую птицу камень и железо не удержат, но свои опасные мысли оставил при себе, к тому же его мнением никто и не думал поинтересоваться.

Вот и пришли. Толстая дубовая дверь, дерева не видно из-под мощных железных полос впритык. Замки, которые размерами подошли бы доброму купцу на склад. Да охранный знак по центру. Вот знак — это дело. Из чистого горного серебра, заговоренный в Магической Гильдии сторожевыми заклятьями, проверенный трижды на обычной двери. Так просто не минешь его, так просто не обманешь. Но это против простых смертных да местных колдунов действует. А некромансер, когда заходил, глянул на знак, да улыбнулся только. Ну вы, дескать, точно дети малые — чем бы ни тешились. Офицер, конечно, ничего этакого вслух не сказал, только ключами загремел, отпирая гномьей работы замки и засовы. Махнул было ближайшим стражникам, — заходите, мол. Как и положено, охрану начальству.

Однако, наместник небрежным жестом остановил его.

— Тут дело деликатное, — чужих ушей не любит. Всем отойти в конец коридора, а вы, капитан, лично смотрите, чтоб ни одна живая душа и близко не подошла.

Офицер отдал честь, в душе сильно сомневаясь, что найдется такая живая душа, которая по доброй воле в такие дела полезет. Он отдал светильник начальству и, обнажив положенную по должности шпагу, встал рядом с советником шагах в десяти от двери.

Наместник, чуть нагнув голову, еще немного подумал и, незаметно вздохнув, толкнул дверь.

Заключенный, как видимо, не удивился приходу столь высокого гостя. Лишь покивал головой своим мыслям. Внимательно оглядев наместника, ярл (а это был он) отметил про себя невыспавшееся лицо и покрасневшие глаза. Легчайшим движением губ он превратил свой мерцающий шар в сияющее подобие люстры под заплесневелым сводчатым потолком, а затем соизволил встать.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Если ярл был безмятежен, как человек, имеющий в каждом рукаве по козырному тузу, то вошедший был слегка — совсем немного — обеспокоен.

— Положенную при таком визите охрану я не взял. Незачем им знать, о чем мы будем говорить. Да и опасаться вас, думаю, мне не придется.

Заключенный изобразил легкий поклон — мол, понял и оценил. Какие вы умные да смелые. Наместник же, стараясь не наступать на совсем уж подозрительные пятна, подошел к лежанке и с заметным облегчением присел на краешек.

— Притомился я что-то, идучи сюда. Хотя, в общем, какие мои годы… В войну тоже приходилось спать на ходу и есть на бегу. Пока еще все устроишь и людям указания раздашь, да проверить надо за каждым. Не уследишь если — народишко-то разный попадается, а мне с ним работать — могут и совсем дело спохабить. Мотался по всему краю, даж в пустыню заносило. Зато у меня порядок, потому и держат здесь.