Эльфарран - Приключения Лидии Михайловны, временно исполняющей функции музы

Черный целлофановый пакет, порвался на полдороге. Кое-как, придерживая его под скользкое дно, Лидия Михайловна, повариха местной больницы, едва плелась домой по утоптанной в весеннем талом снегу тропинке. Мимо пролетали рыжие маршрутки, пыхтя и обдавая её черным дымом из выхлопных труб, натужно скрипя, прополз старенький ветеран, автоперевозок — «Икарус». Она упорно шла в одиночестве, поминутно припадая на больную, артритную ногу. Десяток сырых котлет и банка жидких щей, больно били её по коленке, но, словно не замечая тяжести, она с надеждой на приближающийся отдых глядела сквозь вечерние сумерки на крыши домов. Брежневские пятиэтажки и гордость семидесятых годов — серые девятиэтажные дома, как их называли — корабли, составляли нехитрый пейзаж окраины поселка городского типа. Здесь все знали друг друга: давно были перемыты косточки соседок и, словно скроенные по одному лекалу, люди больше по инерции жили, любили, и умирали, не ища смысла своего существования и не отвлекаясь на сложные философские измышления. Чахлые деревца, что посадили прошлой весной по разнарядке какого-то важного чиновника из столицы, — с каждого двора по паре — успели обзавестись всеми растительными болячками и, подставляя равнодушному серому небу корявые ветки, ещё более усугубляли безрадостную картину ранней весны. Холодная вода с противным хлюпаньем забралась в левый сапог, повариха поморщилась и, поднажав, одолела небольшой подъем. От сумки вкусно пахло вареным мясом. Жила Лидия Михайловна одна и, выливая каждый день в унитаз кастрюлю скисшего супа, она давала себе страшную клятву, больше не воровать первое, но приходил вечер, и зазывно блестящая банка опять наполнялась, словно исполняя, чью то чужую прихоть.

– Почти пришла — думала Лидия. В голове мелькнула милая картина одинокого жилища на седьмом этаже: старенький телек, диван, чашка остывшего, подернутого пленкой, утреннего кофе и сто пятая серия слезливого мексиканского мыла. Дальше она не додумала, потому что, из подворотни частного деревянного дома выскочила черная кошка и, заметавшись по дороге, неожиданно ткнулась ей в колени.

– Пшла хвостатая, — без злобы цыкнула она на кошку. Но та и не думала отставать, пристроившись сзади, она незаметно потянулась к сумке, сытный запах взволновал голодное животное, и она деликатно царапнула сумку.

– Пошла, пошла, — женщина махнула на неё пакетом, и, не удержавшись, поскользнулась. Падая, она инстинктивно, как ребенка, прижала к себе банку. На грязном боку дороги, разлилось рыжее, жирное пятно.

– Случится же такое, — измазавшись песком и щами, минуту спустя она терла мокрым снегом потемневший бок. — Несчастье то какое, половину пролила. Вот уж беда, так беда.

Вечерний сумрак наступал по-мартовски рано, поэтому, она зря беспокоилась, никто ничего не видел. А вот кошка осталась очень довольна.

Лифт ушел из-под самого носа, будто кто-то специально ждал, чтобы нагло захлопнуть его двери. Лидия прислушалась, пытаясь понять, на каком этаже он остановится, но лифт, прошелестев, стукнул раз и еще раз. Скользкий бок пакета, теперь уже совсем мокрый, так и норовил выскользнуть из рук, как зачарованная глядя на горящею кнопочку, она терпеливо ждала,

– Да что они там, катаются что ли, — не выдержав, после пятнадцати минут ожидания, она стукнула ногой в закрытые двери. Лифт, в очередной раз презрев все законы гравитации, скользил куда-то в поднебесье. Наконец, кнопка погасла, и, надавив её локтем, Лидия облегченно выдохнула, её квартира на седьмом этаже стала даже как-то ближе.

Сорок лет, ревматизм и одышка, обвислые толстые щеки, в придачу, двойной подбородок и выпирающий живот, — она не любила смотреть на себя, в зеркало. Рано состарившееся, ожиревшее тело и ещё более старая душа — Лидия ничем не отличалась от своих товарок по пищеблоку. Помешивая бульон, она также громко обсуждала последнюю серию нескончаемого телевизионного сериала, что шел каждый день вечером, громко хохотала над сальными шуточками заезжего экспедитора, воровала куриные окорочка, закатывая их в подол фартука. На проходной она уверенно совала размякшую шоколадку полусонному охраннику и протаскивала две нагруженные доверху сумки на пустынную, занесенную снегом дорогу, в ночь.

Лифт фыркнул и открылся, явив крашенный грязно-болотной краской ободранный бок с наполовину сожженными кнопками, он даже покачнулся, когда она поставила на пол свою добычу, и мелко задрожал. Нажав ключом на цифру семь, внешне напоминающую восемь, от налипшего пятна грязи, Лидия привалилась спиной к стенке и блаженно расслабилась. Словно нехотя ударяясь о пороги этажей, лифт неспешно потянул её вверх.

– Пятый, шестой, — зажмурившись машинально отсчитывала она, растворяясь в неге долгожданного отдыха. Внезапно кабинка резко дернулась, лифт остановился, постоял, тряхнул её немного и опять замер уже окончательно.

– Что же за день такой несчастливый, — Лидия панически начала жать на все кнопки. Замерев где-то на полпути от дома, она даже немного струхнула.

– Чаво надо? — после минутного молчания, наконец, смиловалась кнопка переговоров с диспетчером.

– Мне бы домой.

– Да, кто ж тебя держит? — Опять вопросом ответила кнопка. Голос на том конце был немного пьяненький и явно не понимал, что надо невидимой женщине.

– Я тут в лифте, — совершенно отопрев от подобных переговоров, пробормотала она, — застряла.

– Ну, а я при чем! — кнопка чикнула и отключилась.

Лидия опять ее нажала.

– Алле, — на другом конце раздался тот же голос. — Девушка, мы пиццу не заказывали, извольте выйти вон.

– С удовольствием, — простонала Лидия, — двери откройте.

За металлической пластиной послышалось шевеление, затем что-то тяжело упало, и далекий голос произнес.

– Справочная слушает.

– Немедленно откройте лифт, я жаловаться буду, — в бессильной ярости она ударила по кнопке. Та невозмутимо продолжила:

– Ждите ответа… Ждите ответа…

– Как соловей лета, — машинально закончила Лидия и, попереминавшись на натруженных ногах, устало села в угол и приготовилась ждать.

Минуты текли медленно, словно густой кисель, что вчера подавали на третье — больные, не пробуя, выливали его в туалет, отчего местные сантехники, каждый раз страшно матерились, прочищая намертво заклеенные трубы. Она закрыла глаза. Ей вспомнился сегодняшний конфликт с рубщиком мяса. Тот, мелко искрошив кости, бросил на разделочный стол садистки истерзанные куски, а она от всей души пожелала, чтобы его руки напоминали подобные шматки. Но даже это неприятное происшествие она сейчас почему-то вспомнила с затаенной нежностью.