Антон Грановский - Властелин видений

Желудок Хлопуши скручивало от голода, но тут же он видел, что у курицы, прибитой к кресту, лицо Уголька. И тогда к его горлу подкатывала тошнота.

Тогда Хлопуша стискивал зубы и начинал молиться:

– Отче наш, иже еси на небеси… Да святится имя Твое…

И вдруг он с ужасом и изумлением замечал, что мерзкие, богопротивные уста его бормочут совсем другое.

– …колбаса с салом хороша в любом виде… а поросенка, прежде чем положить на сковороду и сунуть в печь, лучше бы опустить на полдня в чан с кислым вином, а после – обмазать жирными сливками…

Хлопуша замолчал и испуганно огляделся – не услышал ли кто его голодной блажи. Но общинники были заняты своими делами.

«Вы – избранные! – прозвучал в голове у Хлопуши громоподобный голос Пастыря. – Свидетели бытия моего на лице земли сей! Какие еще чудеса нужны вам, чтобы уверовать в меня?»

По толстым щекам Хлопуши потекли слезы.

– Недостоин, Господи… – забормотал он. – Недостоин предстать пред лицем твоим, ибо грешен и погряз во грехах своих безвылазно. Но прошу тебя, Отче, смилуйся надо мной… Ибо если обману тебя, то пусть покарает меня вываренный в молоке и обжаренный на вертеле гусь, чьи потроха украсят собой капустную похлебку и придадут ей жирность и мясной привкус…

Хлопуша выкатил глаза и с размаху хлопнул себя по рту широкой ладонью. Опять!

Устав бороться с собой, верзила уселся на бревно и горестно вздохнул:

– Тяжелы грехи мои, Отче. Но, леший меня подери, как же пуст мой живот и как же мне хочется жрать! Появись сейчас предо мной дьявол, кажется, сожрал бы и его!

Хлопуша вздохнул, поднялся с бревна и, опустив покатые медвежьи плечи, двинулся к своей деревянной будке, служившей ему кельей. Там, на гвозде, вбитом в стену, его ждала плеть с оплетенным в железо охвостком.

Хлопуша назначил себе наказание сам – десять ударов плетью. Однако страха в его душе не было, и о предстоящем истязании Хлопуша думал почти с радостью. Плеть – штука неприятная, но кожа у него толстая – это раз, а боль поможет ему хотя бы на время позабыть о пустом брюхе – это два.

Ранняя выдалась весна. Теплая, мокрая, пасмурная. Глеб шагал по размокшей дороге, старательно обходя лужи.

«Что, если Молчун не врет? – размышлял он. – Что, если белый чародей и впрямь явился в Хлынь из Гиблого места?»

В ушах у него все еще звучали слова Молчуна:

«Я встретил одного безногого калику по имени Пичуга. Он был среди той шушеры, которая увязалась за Пастырем, когда тот пришел в Хлынь. Никто не видел Пастыря без сияющих одеяний. А Пичуга видел. Никто не видел Пастыря без ореола над головой. А Пичуга видел».

Часа два Глебу понадобилось, чтобы напасть на след бродяжки Пичуги. Один из калик-попрошаек рассказал Глебу (в обмен на три медяшки), где можно отыскать Пичугу. Сунув в карман монетки, попрошайка ощерил беззубый рот и сообщил:

– Я видел Пичугу полчаса назад. Он собирался навестить одного приятеля.

– Какого? – сухо осведомился Глеб.

Попрошайка сдвинул со лба шапку, прищурил слезящиеся глазки и ответил:

– Этого прохвоста зовут Ерш. И характер у него ершистей самого ершистого ерша.

– Где его найти?

Попрошайка ухмыльнулся.

– Знаешь лавку тетки Яронеги?

– Ну.

– Вот там он и околачивается с утра до ночи. Помогает Яронеге грузить на телегу коробы с зельем.

Глеб сунул в рукавицу попрошайки еще одну медяшку и отправился к лавке, которую держала торговка лекарскими снадобьями Яронега.

Возле лавки и впрямь околачивался какой-то парень. Парень был долговяз, хмур и одет в странную хламиду, похожую на одеяло с прорезями для рук.

Завидев приближающегося Глеба, парень сунул правую руку под хламиду и взглянул на него острыми, холодными глазами. Глеб остановился в двух шагах от парня и спросил:

– Ты Ерш?

Парень сплюнул Глебу под ноги и дерзко огрызнулся:

– Я-то Ерш. А ты что за донный карась?

– Меня зовут Глеб. Хочу с тобой поговорить. Отойдем?

– Я тебя не знаю, – холодно отмахнулся парень. – Иди своей дорогой, прохожий.

Глеб откинул полу плаща, скрывающую оружие, и положил пальцы на рукоять меча.

– Видимо, ты не расслышал с первого раза, – сказал он, глядя парню в глаза. – Я хочу с тобой поговорить. Отойдем под деревья.

И он посторонился, пропуская парня к деревьям. Ерш несколько секунд играл желваками, приглядываясь к Глебу, затем кивнул и быстрой походкой отошел от лавки. Глеб, по-прежнему держа пальцы на рукояти меча, последовал за ним.

– Ну? – спросил ерш, войдя в тень деревьев и обернувшись. – И чего тебе от меня надо?

– Я ищу Пичугу, парня с деревянной ногой, – сказал Глеб. – Где он?

Парень прищурил колкие, цепкие глаза.

– Не понимаю, о ком ты говоришь. На торжке много разных пичуг. Брось на снег горсть хлебных крошек, они и слетятся.

Глеб, пристально глядя на парня, сжал рукоять меча.

– Я повторю свой вопрос, – отчеканил он. – И если ты снова вздумаешь юлить, мне придется достать меч из ножен. А будет тебе известно: я никогда не достаю меч, если не уверен, что пущу его в ход. Итак, я повторяю: где мне найти Пичугу?

– Он… – Парень осекся и закусил губу.

– Ну? – сдвинул брови Глеб.

– Он тут… недалеко. В подклете ерохинского дома.

– Идем, покажешь!

Однако парень не двинулся с места. Покусав губы, он нехотя признался:

– Вряд ли Пичуга сможет с тобой говорить.

– Почему? – насторожился Глеб.

– Я дал ему бурой пыли.

Брови Глеба приподнялись.

– Вот оно что, – презрительно вымолвил он. – Так ты – тайный разносчик?

– Не совсем, – качнул головой парень. – Я скупаю у одного добытчика пыль, бодяжу ее дурман-травой и толкаю нищим бродягам по дешевке. Я доволен, бродяги – тоже. А добытчик – в наваре.

Глеб задумался.

– Значит, ты сам смешиваешь эту бодягу? – уточнил он после паузы.

Ерш угрюмо кивнул:

– Да.

– Вот и хорошо. Выходит, ты знаешь, как привести Пичугу в чувство.

Глеб схватил парня за плечо и грубо толкнул его на освещенную луной тропинку:

– Топай вперед, химик! И если через полчаса Пичуга не запоет, ты будешь петь вместо него. Только имей в виду: если твоя песня мне не понравится, я посажу тебя в клетку и буду кормить гусеницами и червяками, пока ты не засвистишь щеглом.

Полчаса спустя Пичуга открыл глаза и обалдело взглянул на Глеба.

– Ты кто? – изумленно вымолвил он.

– Я-то? До сих пор звался Глебом Первоходом.

– Перво… – Пичуга изумленно моргнул. Несколько секунд он таращился на Глеба, затем перевел взгляд на свою мокрую, испачканную рвотой грудь и передернул плечами.

– Пичуга! – окликнул его Глеб. – Ты понимаешь, что я говорю?

Пичуга посмотрел на Глеба, перевел взгляд на Ерша, сидевшего с угрюмым видом у ведра с блевотиной, снова посмотрел на Глеба, облизнул губы и хрипло спросил: