Антон Грановский - Властелин видений

– В каком?

– Прямо у тебя за спиной.

Глеб повернул голову и увидел краем глаза дверцу.

– Как это вы сумели втиснуть его туда? – удивился Глеб.

Седобородый атаман ухмыльнулся.

– Сумели.

Глеб перевел взгляд на атамана.

– А ты постарел, Шкуродер, – проговорил он. – Сильно постарел.

– Ты тоже не стал моложе, Первоход. Что ты делаешь в городе?

– Соскучился по вашим рожам. Кто меня вырубил?

Атаман кивнул головой на смуглолицего громилу, одетого в халат и с кайсацким шлемом на голове.

– Его зовут Фарух. Он может расшибить дубовую доску в щепы голым кулаком.

– Жаль, что вместо дубовой доски ему попалась моя голова, – угрюмо проговорил Глеб. – Раньше ты брезговал степняками, Шкуродер. Считал их безмозглыми выродками.

– Фарух печенег, он служит мне верой и правдой. Если я прикажу, он вырежет тебе кишки и съест их.

– Не сомневаюсь. Ты всегда плохо кормил своих псов.

Фарух скрипнул зубами, а Шкуродер усмехнулся и снисходительно проговорил:

– Ты жалок, Первоход. И ты в моей власти. Если я захочу, я могу убить тебя.

– Ну, так сделай это побыстрее.

Атаман покачал седой головой.

– Нет. Быстро не хочу. Я бы хотел, чтоб ты помучился перед смертью.

– Чем же я заслужил такую нелюбовь?

– Ты всегда стоял у меня на пути, Первоход. Помнишь караван ладей, что о прошлую зиму шел по Ядрыни? Это ведь ты предупредил купцов и посоветовал им нанять заградительный отряд?

Глеб сплюнул кровь, мрачно посмотрел атаману в глаза и хрипло изрек:

– Странно. По голове дали мне, а бредишь ты.

– Года два назад я ненавидел тебя, – продолжил Вичкут задумчиво. – В Порочном граде только о тебе и говорили. Куда ни придешь, повсюду одно и то же: Первоход – то, Первоход – сё. Потом ты стал изгоем, но это не излечило моей ненависти.

– Так ты завидуешь мне, что ли?

Вичкут Шкуродер внимательно посмотрел на Глеба.

– Что ж… Может, и так. Но то было раньше. Теперь – нет. Будь мы с тобой в городе мертвых, я бы заглядывал тебе в рот и ловил каждое твое слово. Но в Хлынь-граде ты так же беспомощен, как любой из местных бродяг.

– Ты в этом уверен?

Шкуродер хмыкнул.

– Уверен ли я в этом? Оглянись по сторонам, ходок. Прежнего мира больше нет. Пока ты выращивал репу на берегу Эльсинского озера, к нам пришел Пастырь, и он принес нам свет. Скоро все хлынцы станут членами его общины. И ты можешь стать одним из нас.

– И зачем мне это? – поинтересовался Глеб.

Шкуродёр прищурил пылающие странным, безумным огоньком глаза.

– За Пастырем будущее, – сказал он. – Князь Егра умер, а княгиня Наталья вступила в нашу общину. Почти все дворовые бояре – общинники Пастыря. Купцы еще кочевряжатся, но скоро чародей сломает и их. Ему нужны такие люди, как мы с тобой, Первоход.

– Вот как? Интересно знать, зачем?

– Пастырь – ловец человеков. А мы… – Шкуродер облизнул губы. – …Мы его охотничьи псы. Там, где не помогают увещеванья, помогают кнут, меч и острые зубы.

Глеб нахмурился и холодно проговорил:

– Пастырь не свалит купцов. Крысун Скоробогат никогда не пойдет с ним на сделку. Да и другие купцы тоже. В отличие от бояр, в этих парнях еще осталась закваска.

– Крысун – мусор, – презрительно бросил Вичкут. – Пастырь раздавит его, отряхнет прах с сапог и двинется дальше. Пойми, ходок, все это лишь начало. Пастырь быстро набирает силу, и скоро с ним никто не сможет совладать. Сначала он приберет к рукам Хлынь, потом все княжество, а потом и все русские земли.

Глаза атамана замерцали, а жилистые руки сжались в кулаки.

– Будь с нами, ходок! – скрипнув зубами, предложил он. – Пастырь слышал о тебе, и он будет рад принять тебя. Ты станешь одним из нас!

Глеб усмехнулся:

– Предлагаешь мне стать овчаркой?

– У тебя нет выхода! Либо ты будешь служить Пастырю, либо он сотрет тебя в порошок.

– Есть еще третий вариант, – сказал Глеб и прищурил недобрые глаза. – Что, если я сам сотру его в порошок?

Шкуродёр засмеялся.

– Смешно! У тебя острые зубы, ходок, но об Пастыря ты их обломаешь. Уж поверь старому атаману. Так каким будет твой окончательный ответ, Первоход? Ты с нами или…

– Или, – проронил Глеб.

Несколько секунд атаман смотрел на Глеба, будто не поверил собственным ушам, потом вздохнул и сказал:

– Жаль. Ты мог бы принести нам много пользы.

– Мог бы, – согласился Глеб. – Но не принесу. Теперь ты убьешь меня?

– Я бы убил. Я бы разорвал тебя собственными руками, ходок. Но Пастырь хочет поговорить с тобой.

Глеб облизнул пересохшие губы и спросил:

– И когда?

– Прямо сейчас. И мой тебе совет, Первоход: не говори ему того, что наговорил мне. Иначе смерть твоя будет медленной и ужасной.

– Улита! Это я, толмач Рамон! Я стучался, но мне никто не ответил, и тогда я набрался дерзости и вошел сам! Дверь у вас была открыта!

Переступив порог комнаты, толмач Рамон на мгновение остановился, а затем сорвался с места и быстро подбежал к топчану, на котором лежала Улита.

Выглядела она скверно. Бледное запрокинувшееся лицо ее было перекошено. На открытой шее темнели страшные кровоподтеки и синяки.

Рамон быстро приложил к шее Улиты пальцы, надеясь услышать биение пульса. Однако жилка не билась. Улита была мертва. Убита. А если быть совсем уж точным – задушена. Рамон, пораженный случившимся, смертельно побледнел, потом медленно убрал руку от шеи девушки и пробормотал дрожащим голосом:

– «Струятся слезы по сухим щекам. О, пропасть ада, где ты? Поглоти меня…»

Глядя на труп Улиты, Рамон опустился на пол и закрыл перекосившееся от горя лицо смуглыми, дрожащими ладонями.

– Господь мой… – простонал он. – …За что ты позволил этому прекрасному цветку увянуть?

Из глаз толмача полились слезы. И тут он услышал, как скрипнула входная дверь. Рамон мгновенно отдернул ладони от лица, вскочил на ноги и выхватил из-за пояса кинжалы. На пороге стоял Молчун. Взгляд его был прикован к кинжалам толмача.

– Кто ты?! – рявкнул на него Рамон.

– Я…

– Ты брат Улиты, верно? Я узнал тебя.

– Да… – с трудом проговорил Молчун и покосился на свой меч, лежавший на лавке. – Я брат. Брат Улиты. – Он облизнул пересохшие губы и вновь перевел взгляд на смазливого черноволосого толмача.

Черные глаза Рамона лихорадочно сверкали. На смуглых скулах проступил румянец, в ухоженных усах и в такой же ухоженной бородке поблескивали слезы.

– Что здесь случилось? – дрогнувшим от горя голосом спросил Рамон. – Кто ее убил?

– Э-э…

Рамон шагнул к Молчуну и быстро приставил к его горлу кинжалы.

– Отвечай мне! – воскликнул он со слезами на глазах. – Кто убил мою Улиту?

Молчун мыслил быстро и лихорадочно. Полчаса назад он придушил девку в припадке ревности, но сознаваться в этом, конечно, не собирался.