Ксения Баштовая - Бубновая гильдия

— Эльфы достали, — тихо бросил мошенник, покосившись на горного эльфа, по-прежнему одиноко сидевшего в углу залы. — Чтоб им ни дна ни покрышки!

Менестрель выпрямился с видом оскорбленного достоинства:

— Но-но! Айзан, подбирай выражения! Хотя бы из уважения ко мне!

Юноша как раз пробовал вино — и правда, кислятина! — и, поперхнувшись от неожиданности, закашлялся:

— А ты-то здесь при чем?!

— В конце концов, я наполовину эльф!

— Ты?!

Мошенник уставился на Найрида выпучив глаза. Он — и вдруг эльф?! Быть этого не может! Сейчас менестрель выглядел лет на тридцать пять-сорок. Обычный человек, безо всякой примеси эльфийской крови! Нет ни той хрупкости, ни изящества, ни красоты, которые присущи эльфам, полукровкам и даже квартеронам… Конечно, после того, как более десяти веков назад жители Островной империи (правда, сама империя тогда еще не существовала как единое государство) вырезали практически всю человеческую расу, говорить о чистокровных людях смешно! В каждом есть примесь чьей-либо крови…

Но мошенник скорее был готов поверить в то, что кто-то из родителей Найрида был орком или троллем, чем в то, что он — полуэльф…

— Ну я… — пожал плечами бард.

— Врешь!

— Айзан, ты идиот, — протянул Найрид.

— Спасибо! — недовольно буркнул шулер.

— Да я не в том смысле! Смотри, я полуэльф, но я ведь не говорю, что я — получеловек!

— А кто? — скептически поинтересовался Айзан.

— Полуорк…

— Ты серьезно? — только и смог выдавить мошенник.

— Совершенно, — кивнул менестрель, заботливо поправляя угрожающе накренившуюся гитару. — Я полуэльф, полуорк. Сейчас мне сто двадцать четыре года.

Собеседник задумчиво потер подбородок. Итак, что получается? Около одиннадцати веков назад эльфы были самой долгоживущей расой. Люди же, орки, тролли жили лет пятьдесят-шестьдесят. С развитием магии жизнь удлинилась до восьмидесяти-девяноста лет. Ну до ста — у магов.

После нашествия эльфов люди стали самой малочисленной расой. Понятно, для того, чтобы выжить, было необходимо смешиваться с другими расами, и те, у кого появилась примесь эльфийской крови, стали жить около ста пятидесяти лет. При этом молодость у них считалась от двадцати до шестидесяти лет, зрелость — от шестидесяти до ста двадцати, а старость уже после этого срока, а не так, как было раньше: двадцать — сорок — шестьдесят.

Хотя эльфы, в любом случае, живут дольше. Чистокровные — лет до шестисот, полукровки — около трехсот.

Те же люди, у которых в предках были орки, гномы, тролли, не получили практически ничего — человеческая кровь оказалась сильнее… Гномья низкорослость, троллья сила, орочья изменчивость растворились в человеческой крови и остались лишь у коренных представителей той или иной расы…

Мошенник окинул Найрида задумчивым взглядом. Получается, у менестреля есть эльфийское долголетие. Что же касается облика, то тут на эльфийскую красоту наложилось орочье уродство — по людским меркам, естественно, — и получилось обычное человеческое лицо.

— С ума сойти…

— А то! — хмыкнул Найрид, верно расшифровав восклицание Айзана. — Ты бы знал, какое потрясение было у моей мамаши, когда она выяснила, что мой отец — орк!

Мошенник отхлебнул вина:

— А она не знала?

Менестрель ухмыльнулся:

— Даже не предполагала! Там ведь как было? Папаша кочевал вместе со своим табором и случайно забрел в Гейкар — сейчас это город на юго-западе страны, на границе с кентаврийскими степями, а тогда была небольшая деревушка. В общем, там он встретил мою мать. Насколько я знаю, это была любовь с первого взгляда. Он ей наплел, что он — полукровка: папа — темный эльф, мама — лесная, потому и цвет кожи такой странный. И представляешь, — Найрид хохотнул, — светлая эльфийка поверила! Папочка ушел из табора, женился на маме, родился я… А потом в один прекрасный день мамаша заметила, что у папаши кожа зеленеет, клыки пробиваются… Она устроила ему скандал на тему «Ты мне всю жизнь испортил!» и выгнала взашей. Мне было тогда около семнадцати. Я ушел из дома сам…

— И… что сейчас с твоими родителями? — осторожно поинтересовался юноша.

Найрид невесело хмыкнул, залпом допив вино:

— Отец умер лет восемьдесят назад. В его таборе разразилась огненная лихорадка. Ну знаешь, когда заболевший вместе с кашлем выплевывает кровавые ошметки легких… Он погиб одним из первых. А я ничего не мог поделать — был тогда на другом конце страны, а когда узнал, оказалось, уже поздно что-либо исправлять… А Тиареллис Дангеар года четыре назад вышла замуж. В седьмой раз. Ты ведь знаешь, среди эльфов, особенно чистокровных, браки редко длятся больше десяти лет. Они быстро наскучивают друг другу… А с тобой-то что? Что тебе эльфы сделали?

Шулер вздохнул:

— Дело одно предложили.

Менестрель замер, уставившись на него:

— По… твоему хоть профилю?

Айзан некоторое время задумчиво смотрел на барда, а потом медленно кивнул:

— Наверно, да…

— И ты будешь его выполнять?

На этот раз молчание длилось дольше…

— Скорее всего, нет, — сообщил жулик, поднимая взгляд на Найрида.

Менестрель был знаком еще с учителем Айзана, Каренсом, так что сейчас в серых глазах барда светилась насмешка.

О том, что он идиот, Айзан узнал лет в восемь, после одного происшествия с пятью сребрениками. Потом были разные случаи, лишний раз подтверждающие эту гипотезу, а события последних дней окончательно расставили все черты над резами, ну или над рунами, — это уж чью письменность брать: троллью или эльфийскую.

Потому как только идиот и способен, первоначально решив отказаться от «заманчивого предложения» дона Герада, через пару часов задуматься: а сможет ли он изобразить дворянина, ну а потом решиться рискнуть? В любом случае, выбравшись из трактира, мошенник направился к себе домой — выяснить, насколько правдивы слова его нанимателя о ста злотых — все-таки деньги это немалые…

Дом, приютивший одного из лучших мошенников Алронда (а именно таковым считал себя Айзан, до сегодняшнего дня, разумеется), давно утратил привилегию называться пристойным жилищем.

Собственно, сам Айзан занимал только первый этаж этого полуразвалившегося здания, а верхние и чердак уже давно облюбовала стайка гарпий — соседями эти дальние родственники гаргулий были не самыми лучшими. Да что там греха таить! Отвратительными они были соседями! Прилетали домой поздней ночью, горланили похабные песни и швырялись пустыми бутылками. Удивительно, как ими еще не заинтересовалась городская стража, это ведь их забота — следить за порядком в столице.

Честно говоря, Айзану этот дом никогда не нравился: сквозь щели в стенах пробивается солнце, в разбитые окна врывается ветер, который треплет полотнища паутины, распугивая разжиревших пауков. Но за неимением лучшего — приходилось жить здесь.