Дэвид Геммел - Великое заклятие

— Почему не любили? — спросила Суфия.

— Это не важно. Так вот…

— А по-моему, важно, — сказала Фарис. — Почему они не любили друг друга?

Антикас подавил раздражение.

— Скажем так: один из богов был добрым, а другой — злым. Один повелевал силами хаоса и разрушения, другой любил свет и радовался росту всего живого. Они были как день и ночь.

— Теперь понятно, — сказала Фарис. — Рассказывай дальше.

— Спасибо за разрешение. Однажды эти боги решили использовать свою великую силу, чтобы позволить своему народу, иллогирам, обрести плоть. Иллогиры стали опускаться на землю в виде духов, и притягивать к себе материю, и одеваться плотью.

— А как они это делали? — полюбопытствовала Суфия.

— Я не знаю как! — рявкнул Антикас.

— Зато я знаю, — сказала Ульменета. — Вся материя состоит из крошечных молекул — таких маленьких, что человеческий глаз не может их видеть. Они действительно притягивали эти молекулы к себе и складывали из них тела, как из кирпичиков.

— Ну что, довольна теперь? — спросил Антикас Суфию. Та смотрела озадаченно. Аксиана, которая тоже слушала сказку, подошла к ним с ребенком на руках. Антикас, встав, поклонился ей, и она улыбнулась.

— Мне тоже знакома эта история. Она очень красивая. Одни Ветрожители слетали в лес и черпали силу у деревьев. Они сделались дриадами, хранителями леса, и души их слились воедино с любимыми деревьями. Другие опускались на горы и строили свои тела из камня. Эти стали горными троллями. Третьи селились рядом с живыми существами, и отнимали частицы материи у них, и становились оборотнями. Днем они выглядели как люди, а ночью превращались в волков. По всей земле иллогиры принимали самые разные формы и радовались вновь обретенной свободе.

— А в птиц они превращались? — спросила Суфия.

— Наверное, — сказала Аксиана.

— Значит, Зубр у нас демон. У него были раньше большие белые крылья, и он летал над горами.

— Должно быть, эти крылья и вправду были большими, — заметил Антикас.

Коналин присоединился к ним,

— Если они были так счастливы, зачем же им было воевать с людьми?

— Не все они были счастливы, — ответила Ульменета. — Некоторые из Ветрожителей садились туда, где было… нечисто. На поля сражении и кладбища, где пахло насилием и смертью. То, что они притягивали к себе там, было темным и страшным. Такие иллогиры становились вампирами, сосущими кровь у спящих, или креакинами, живущими ради войны и умерщвления.

— Это они начали войну? — настаивал Коналин.

— Да, — продолжил свой рассказ Антикас. — Главная причина заключалась в природе волшебства, которое привело иллогиров на землю. Ветрожители — это духи, и их тела, созданные магией, недолговечны. Они не способны питать свою плоть, как это делаем мы, и вот с течением лет многие иллогиры стали таять и возвращаться в свою воздушную среду. Те, кто еще оставался на земле, нуждались в новом источнике пищи, и этим источником стали мы. Иллогиры начали питаться человеческими страстями. Дриады, фавны и другие лесные существа научились черпать силы из нашей радости и веселья — вот почему существует столько преданий о наших буйных совместных празднествах. Считается, что фавны придумали вино для того, чтобы люди веселились почаще. Но другие, злые, демоны кормились смятением и ужасом — вы сами видели в Юсе, как это бывает. Говорят, что боли и страха замученного до смерти человека демону хватает на годы. Иллогиры имели перед людьми преимущество: они владели магией, а мы нет, и поэтому мы были для них все равно что скот, употребляемый в пишу. Много столетий людской род страдал под их игом, и наконец трое человеческих королей восстали против них. Война была долгой и жестокой, с многочисленными сражениями.

— Как же мы сумели победить их? — спросил Коналин.

— Никто не знает этого по-настоящему за давностью лет. Остались только легенды. Но Калижкан говорил мне, что волшебник Эмшарас, сам бывший демоном, предал собственный народ и наложил заклятие, изгнавшее с земли всех его сородичей. Он снова сделал их Ветрожителями и заключил в великой пустоте.

— Теперь они возвращаются, — сказал Коналин, а Ногуста произнес:

— Пора ехать.

Первый час они ехали гуськом по узкой горной дороге: впереди Ногуста, за ним Кебра и Коналин. Ульменета шла пешком, ведя под уздцы коня королевы. Следом Зубр, тоже пеший, вел лошадь с Шарис и Суфией. Антикас с запасными лошадьми ехал замыкающим. Холодный ветер свистал среди камней, швыряя снег в лица путникам.

К полудню они достигли высшей точки перевала. Ногуста, остановившись, оглядел дорогу перед собой. Она шла под уклон, понемногу изгибаясь вокруг горы, и скрывалась в высоком бору, росшем в нескольких сотнях футов ниже. С высоты Ногуста видел водопад и реку, втекающую в большое озеро. Пригнув голову от ветра, он послал Звездного вперед. Дорога здесь стала шире, и Антикас, опередив остальных, поравнялся с ним.

— Лошадям нужен отдых, — сказал Антикас. Ногуста, кивнув, показал ему на далекий водопад. — Я съезжу на разведку, — вызвался Антикас и проехал вперед.

Дорога местами обледенела. Конь королевы поскользнулся, и Аксиана, покачнувшись в седле, увидела внизу глубокую пропасть. Она ухватилась свободной рукой и выпрямилась. Ребенок от толчка проснулся, но, чувствуя себя тепло и уютно в своем одеяле, тут же уснул опять.

Кебра, углядев в лесу нескольких мелких оленей, взял лук и тоже проехал вниз мимо Негусты.

— Встретимся у водопада, — сказал он на ходу.

До водопада они добирались час. Там было еще холодно, поскольку они находились в нескольких тысячах футов над дном долины, но густой лес заслонял от ветра, а хвороста поблизости хватило для большого костра. Кебра вернулся с оленем, уже освежеванным и разделанным, и на поляне вскоре запахло жареным мясом.

Ногуста наскоро поел и ушел к самому водопаду.

— А ведь это королевский конь под тобой. Я думал, он умирает.

— Он хворал легкими из-за плохого ухода.

— Славный был. скакун когда-то. Теперь-то он уже стар.

— Он хоть и стар, Антикас, но обгонит любого коня в вентрийской кавалерии, а со всадником, которому доверяет, поскачет хоть в адский огонь.

— Доверяет, говоришь? Да ведь это только лошадь, чернокожий. Ездовое животное. — Ногуста промолчал, и вентриец добавил: — Я думаю, тебе пора рассказать мне о том, что ты видел.

— Хочешь знать, будешь ты жив или нет?

— Нет. Это со временем выяснится само собой. Но ты несешь на себе тяжкое бремя. Тебе будет легче, если ты им поделишься.

— Мой Дар открывает мне не все, — подумав, сказал Ногуста. — Будь иначе, я спас бы свою семью от страшной смерти. Я вижу только отдельные картины. Помнишь праздник в честь дня рождения короля? Я говорил с Дагорианом и вдруг увидел, как он бьется с тобой в финале сабельного турнира. Видение продолжалось всего миг, и я не мог сказать, выиграет он или проиграет. Потом я снова увидел вас вместе на каком-то мосту. Он сидел у перил, тяжело раненный. Я не знал, ни где этот мост, ни когда произойдет это событие. Знал только, что Дагориан скорее всего умрет при тебе. Тем, кто ранил его, вполне мог быть ты сам.