Дэвид Геммел - Великое заклятие

— Учись держать язык за зубами, молодой человек, —сказал он вполголоса. — Обо всем, что хотя бы шепотом произносится во дворце, тут же докладывают королю и его новым советникам. Стены здесь полые, и слухачи записывают каждое слово. Понимаешь?

— Неужели даже за вами шпионят? Не могу в это поверить!

— А ты поверь. Сканда уже не тот юный король, который всех нас очаровывал. Он зрелый муж, честолюбивый и не знающий жалости. Он решился завоевать мир и, возможно, осуществит свое намерение — если его новые союзники оправдают доверие, которое он на них возлагает.

— Принц Маликада вызывает у вас сомнения?

Банелион, усмехнувшись, направил Дагориана вокруг застывшего озера.

— У меня нет причин сомневаться ни в нем, ни в его чародее. Конница Маликады превосходно вышколена и сражается отважно. Но он не дренай, и король слишком уж на него полагается. — Они пришли к каменной арке, под которой стоял бюст красивого мужчины с раздвоенной бородой и высоким лбом. — Ты знаешь, кто это?

— Нет. Какой-нибудь вентрийский вельможа?

— Это полководец Бодасен, умерший триста пятьдесят лет назад. Величайший из всех вентрийских полководцев. Именно он, вместе с Горбеном, заложил основы их империи.

Старик, поеживаясь, запахнулся в плащ.

— Я читал о нем, сударь, — разглядывая бюст, сказал Дагориан. — О нем отзываются как об исполнительном служаке, а все победы приписывают Горбену.

— Вот-вот, — хмыкнул Банелион. — Скоро ты услышишь то же самое обо мне и Сканде. Так уж устроен мир, Дагориан: история пишется победоносными королями. Вернемся в дом, я промерз до костей.

В кабинете Дагориан разворошил огонь, и генерал протянул к нему озябшие руки.

— Что, Зубра еще не нашли?

— Нет, сударь. Его разыскивают по публичным домам. Офицер с разбитой головой пришел в себя, и лекари говорят, что жить он будет.

— Вот и славно. Очень уж мне не хотелось вешать старину Зубра.

— Он был с вами с самого начала, не так ли?

— Да, с самого начала, когда старый король был еще юным принцем, а королевство лежало в руинах. Кровавые времена, Дагориан, огненные времена. Не хотел бы я пережить их заново. Зубр, как и я, обломок тех лет. Нас не так уж много осталось.

— Что вы назначите ему, когда он будет найден?

— Десять плетей. Не надо только привязывать его к столбу — он сочтет себя униженным. Он и без привязи все выдержит, и ты не услышишь от него ни звука.

— Я вижу, вам нравится этот человек.

— Ничего подобного. Он силен как бык, и мозгов у него как у быка. Такого буйного, недисциплинированного негодяя в жизни еще не встречал. Однако он символизирует силу, мужество и волю, которые привели нас к победе. Он горы способен свернуть, Дагориан. Ступай теперь отдохни —утром закончим.

— Да, мой генерал. Принести вам подогретого вина перед сном?

— Вино с недавних пор не слишком хорошо на меня действует. Лучше теплого молока с медом.

Дагориан отдал честь и с поклоном вышел.

Дисциплинарный ритуал был соблюден до мелочей. Весь полк — две тысячи человек в черных с золотом доспехах — выстроился в гигантское каре на плацу казармы. В центре стояли двадцать старших офицеров, на помосте позади них восседал Белый Волк — без доспехов, в простом сером мундире, черных панталонах и сапогах, на плечах — теплый овчинный плащ.

Раздетого по пояс Зубра вывели на яркий утренний свет, и Дагориан понял, почему его так прозвали. Гигант был совершенно лыс, но на затылке и плечах курчавились густые волосы. Скорее уж медведь, чем зубр, подумал офицер, переводя взгляд на сопровождавших Зубра людей. Один был Кебра, прославленный лучник: однажды он спас короля, послав стрелу в глаз вентрийскому улану. Другой — Ногуста, чернокожий с голубыми глазами, фехтовальщик и жонглер. Дагориан видел как-то, как он удерживал в воздухе семь бритвенно-острых ножей, посылая их в цель один за другим. Все трое шли прямо и твердо. Зубр перекинулся шуткой с солдатом в первой шеренге.

— Молчать! — крикнул кто-то из офицеров.

Зубр подошел к столбу и стал перед сухощавым, ястребиного вида солдатом, назначенным исполнять приговор. Тот явно чувствовал себя неловко и потел, несмотря на утренний морозец.

— Ты делай свое дело, парень, — сказал ему Зубр. — Я на тебя зла не держу,

Солдат слабо, с облегчением улыбнулся.

— Подойди сюда, осужденный, — приказал Белый Волк. Зубр подошел и неуклюже отдал честь генералу.

— Имеешь ли ты что-то сказать перед исполнением приговора?

— Нет, мой генерал! — рявкнул Зубр.

— Знаешь, что отличает тебя от других?

— Никак нет!

— Ничего! Ты самый недисциплинированный увалень, когда-либо служивший у меня под началом. Я бы повесил тебя за медяк, лишь бы от тебя избавиться. Становись к столбу — очень уж холод пробирает. — И Банелион надвинул на голову капюшон.

— Слушаюсь! — Зубр повернулся кругом, подошел к столбу и взялся за него.

Экзекутор развязал бечевку, скреплявшую пять хвостов плети, щелкнул ею в воздухе, стал на свое место и отвел руку назад.

— Стой! — скомандовал кто-то, и солдат замер. На плац вступили несколько вентрийских офицеров в золоченых панцирях и красных плащах. Посреди шел принц Маликада, королевский генерал, назначенный в преемники Белому Волку, высокий и стройный, рядом шагал его первый боец Антикас Кариос. Лис и змея, подумал Дагориан. Оба они двигались легко и грациозно, но сила Маликады заключалась в его темных, мрачных, говорящих об остром уме глазах, Антикас же излучал телесную мощь, основанную на сверхчеловеческой быстроте.

Маликада, подойдя к помосту, поклонился Банелиону. Его темная борода, окрашенная в золотые полосы, была заплетена золотой нитью.

— Приветствую вас, генерал.

— Вряд ли это подходящее время для визита — однако добро пожаловать, принц.

— Самое подходящее, генерал, — с широкой улыбкой возразил Маликада. — Одного из моих людей собираются наказать неподобающим образом.

— Одного из ваших людей? — тихо повторил Белый Волк. Офицеры, стоящие вокруг него, напряженно застыли.

— Разумеется. Вы ведь присутствовали при том, как король, да славится в веках его имя, назначил меня на ваше место. Вы теперь, насколько я понимаю, частное лицо и собираетесь на заслуженный отдых. Этот человек, — Маликада обернулся к Зубру, — обвиняется в избиении офицера. По вентрийским законам, как вам наверняка известно, это считается тяжким преступлением и карается смертью.

По рядам солдат прошел гневный ропот. Банелион встал.

— Хорошо. Пусть его повесят, если он виновен. Однако я объявляю его невиновным и требую — от его имени — испытания поединком. Это дренайский закон, принятый самим королем. Вы ведь этого не отрицаете?