Window Dark - Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)

Ириска тряхнула головой, прогоняя призрачный образ. Сказал бы так сам Рауль? Настоящий, не нарисованный. Вот бы знать.

Надоедливый малыш исчез вместе с мамашей. Скорее всего, за стеклянными дверями "Гастронома". А перед Ириской предстала арка. Она угрюмилась заброшенным тоннелем. Недолго думая, Ириска нырнула под тёмные своды. Вот и всё. Так просто. Ещё несколько шагов, а потом главное, не обращать внимания на деревянные домишки и узкие улочки, манящие свернуть с пути. Так просто — дойти до Пятого Переулка. Перед Ириской вырастет небольшой холмик, пока ещё пустой. А над ним, до самого горизонта, только синее-синее небо.

Ириска не знала, что произойдёт, когда она пройдёт весь путь. Сейчас для неё главным было — понять, что она может прокладывать дорогу сама. Хоть к звёздам, хоть к Пятому Переулку.

Свод арки раскрылся, выпустив девочку во двор.

Никаких деревянных избушек. Прямо перед ней за решётчатым забором разрасталось гигантское строительство. Этаж за этажом в небо возносились стены, выложенные из ровненьких кирпичей, с провалами окон. Подъёмный кран, тревожно гудя, поднимал вверх лоханку с цементом. Внизу два рабочих тащили в носилках всё тот же цемент.

Цемент был всюду. Пятнами лежал на комбинезонах строителей, выплёскивался из носилок, покрывал тончайшим слоем асфальт, землю и траву. Листья на деревьях тоже были не красные и не жёлтые, а мертвенно-серые. Изредка ветер обрывал несколько листьев и они пластинками падали на асфальт, где под каблуками прохожих перемалывались в цементную крошку.

Ириска закашлялась. Ей казалось, что и воздух пропитался цементом, что прямо сейчас цемент забьётся в нос, в уши, в горло и глаза, а потом застынет, превратив девочку в неподвижную статую.

Ветер дул всё сильнее. Цемент из прорванных мешков стелился по двору серой пургой, изредка сбиваясь в невысокие пылевые смерчи. Заслонив глаза от колючего порошка, Ириска стала пробираться вдоль забора. Ещё жила надежда, что, изничтожив первый и второй переулки, злобные строители пощадили остальные. Что третий переулок продолжает заманивать переливами, а дома четвёртого не утратили способность оборачиваться колонками, извергающими оригиналы, а не ворованные перепевки.

Однако за стройкой расстилался другой двор, тоже усыпанный цементом. Цементные брызги покрывали лавочки и качели. Грязными каплями висели на запорошенных окнах. Пупырчатыми кляксами растекались по давно не штукатуренным стенам. Строительство было грандиозным, вот и не жалели цемента. Пятиэтажки угрюмо щурились, стараясь забыться в серой дрёме, а над крышами расстилалась сплошная серая пелена, словно жестокий ветер зацементировал и само небо.

Ириска догадалась, что пятиэтажки стояли здесь всегда.

И сразу вспомнила, что именно эти крыши она видит, проезжая на трамвае к бабушке. Видит часто, просто никогда не задумывалась об этом и никогда не подходила к ним со стороны двора. Значит, пятиэтажки были самыми настоящими. Значит, дорога к Пятому Переулку пролегает не здесь. Цена не заплачена, и никто не пустит бедную, разуверившуюся во всех и во всём Ириску к синеве. Кто заслужил жить в цементе, тот в нём и живёт.

— Болела, тобою я болела, я так тебя хотела, я так ждала, — песня содрогала улицу, и девочка свернула в парк.

Над аллеями тоже тянулись серые облака, но противный привкус во рту постепенно растворился. Парк был далеко от арки, через которую можно пройти к синеве, где навсегда забыть о проблемах и невзгодах. В парке продолжалась обычная жизнь. Какой-то урод читал Ириске тоскливый монолог. Урод сидел на той же лавочке и печально поглядывал на Ириску. Уроду было уже за тридцать. Щёки его покрывала двухдневная щетина, а уши не мешало бы хорошенько вычистить. Вывод: дядя получался неинтересным, с какой стороны на него ни посмотри. Но Ириска смотрела, потому что идти было некуда.

Заметив Ирискино внимание, урод благодарно улыбнулся и продолжил.

— Ведь праздник же? Праздник! — волосатая рука призывно взмахнула, словно принадлежала оратору с высокой трибуны.

Ириска чуть заметно кивнула. Голос урода был противный. Вознамерься её парень читать любовные стихи таким вот голосочком, Ириску вырвало бы наверняка. Но сейчас голос не диссонировал с общим тошнотворным состоянием.

— И они обе пили вино. Ты представь, обе! На каждую две бутылки. А я ни-ни. Я только "Нарзан" и то по чуть-чуть. Они пьют, а я ни капли.

Ириска снова кивнула. Слова влетали и вылетали, не оставляя в памяти ни малейшего следа. На душе было до отвращения погано. И ничего не меняло, удался у кого там праздник или не удался.

— Ни капли! — рука рубанула воздух, подводя итоговую черту. — А почему?

Голос стал хитрый, но прежней противности не потерял.

— Почему?

Ириска пожала плечами. Она не знала.

— Потому что мне уже было до охренения плохо, — голова урода заметно приблизилась и закивала, чтобы Ириска даже не думала усомниться.

— Они пьют! — урод снова принял почти вертикальное положение. — Обе! А я не могу! А на что, спрашивается, пьют? На мои деньги!

Изо рта урода вываливался бодяжно-скисший запах. Ириска уже почти привыкла, чувствуя его в переполненных трамваях и автобусах. Запах означал, что праздники или то, что ими казалось, снова остались в прошлом, а люди возвращались в нормальную жизнь.

Ириска встала и пошла прочь, вдыхая сырой воздух осеннего парка.

"Мёртвый", — подумала она, растирая озябшую шею. Хотелось кинуть в лицо эти жестокие слова, но капля жалости ещё не успела иссохнуть или зацементироваться. Ничего. Очень скоро и она тоже будет сидеть на лавочке и рассказывать чистенькому мальчику, спрятавшемуся от проблем, о подробностях несостоявшегося праздника. Выпученные глаза. Морщины. Размазанная тушь. Подкрашенные волосы, которым уже не помогает никакая химия. А изо рта — невидимый, но очень ощутимый — запах блевотины. Скоро, очень скоро.

Но не сейчас!

И если будет хоть малейший шанс ускользнуть от этого колеса, то Ириска непременно им воспользуется.

В принципе, шанс был. Надо просто подойти к квартире Рауля и позвонить. Позвонить и дождаться, когда откроется дверь. Но Ириска так не хотела. Вернуться, значит — признать себя виноватой. Мол, прости меня, дуру, сглупила, ошиблась, больше не буду. Давай мне топорик там или ломик. Веди, показывай, где прячется третий министр. А я уж буду стараться, я всегда готова.

Нет, не устраивало Ириску такое возвращение. Вернуться следовало гордой. Чтобы встретили не с прощением, а с восхищением. А если не примут, хлопнуть дверью так, чтобы оставить память на всю жизнь. Но квартира Рауля с таинственными тенями не подходила для показательного хлопанья дверями.