Сергей Волков - Стража последнего рубежа

Запнувшись, Канаев скатился с лестницы, опрокинул стоявший внизу, в холле, журнальный столик и плетеное кресло. Пьяных, как известно, Бог за плечи держит. Нормальный человек после такого падения сломал бы себе шею, Леонид Дмитриевич же лишь покорябал лоб и немного протрезвел.

— Ой, блин горелый, как я… Так, Асланбек. Все нормально. Сейчас мы с тобой пойдем… пойдем отражать штурм! Все к воротам! Коня мне! Полцарства… Тьфу ты, пропасть… О! Вот это мне надо!

Последнее восклицание относилось к коллекции северокавказских кинжалов, развешенных на тигровой шкуре. Коллекция была гордостью Канаева и не зря украшала холл его загородной резиденции. Почти три десятка разнообразных обнаженных клинков — аварских, даргинских, лакских, чеченских, ингушских, черкесских, кабардинских, лезгинских, осетинских, адыгских — производили неизгладимое впечатление на гостей Леонида Дмитриевича, среди которых было немало выходцев с Кавказа. В коллекцию входили только старинные экземпляры, с богатой историей и не менее богатой отделкой.

Ухватившись за край шкуры, Канаев рванул ее на себя. Оружие смертоносным дождем посыпалось на пол, калеча палисандровый паркет. Завернувшись в тигровый мех и потрясая длинным кривым кинжалом саш-хе, Леонид Дмитриевич бросился к дверям, увлекая за собой Хамбаева. Начальник охраны, железной рукой придерживая шатающегося босса, одновременно торопливо раздавал в рацию приказы — судя по всему, в «Кошкин дом» прибыли более чем серьезные гости.

У ворот толпились встревоженные охранники. Увидев пьяного Канаева в тигровой шкуре, потрясающего саш-хе, и своего начальника, они возбужденно загомонили.

— Тихо! — рявкнул владелец «Кошкиного дома». — Что за херня?! Кого там принесло? Всех порву на немецкий крест! Асланбек, разберись!

Хамбаев кивнул, нырнул в караулку. Дежурный растерянно развел руками.

— Асланбек Мовсурович, там какой-то капитан Филимонов. Говорит, что из ФСБ…

На обзорном экране Хамбаев увидел рослого мужчину в камуфляже, стоящего у ворот. Поодаль, присев, цепью расположились бойцы в спецназовских касках-сферах, держащие автоматы наизготовку. Поморщившись, Хамбаев наклонился к переговорному устройству:

— Начальник охраны поселка слушает.

— Повторяю в последний раз: я капитан Федеральной службы безопасности Филимонов, — спокойно произнес человек у ворот. — Требую немедленно открыть ворота и впустить нас. У меня приказ осмотреть поселок на предмет скрывающихся террористов. В случае неповиновения буду вынужден применить силу.

— Капитан, не горячитесь. — Хамбаев старался говорить медленно, поглядывая через окно на босса, что-то оживленно выкрикивающего охранникам. — Поселок «Кошкин дом» является собственностью члена Совета Федерации Леонида Дмитриевича Канаева. Мы не имеем права впустить вас без соответствующих санкций прокуратуры…

Договорить он не успел — опрометью бросился на улицу, где Канаев, отобрав у одного из охранников помповое ружье, полез по лесенке на досмотровую площадку, возвышающуюся над воротами.

— Это моя… Брестская крепость! — ревел Леонид Дмитриевич.

Взобравшись наверх, он закинул край полосатой шкуры на плечо и без лишних слов выстрелил через забор в изумленного Филимонова. Хамбаев успел схватить босса за ногу и сдернуть вниз. За забором немедленно загрохотали автоматы — фээсбэшники начали штурм…

Возвращаясь утром той же дорогой, Петр тайком поглядывал на брата и крутил головой — надо же! Бывает же! То, что с Павлом произошла перемена, не заметил бы только слепой. Прояснел взгляд, перестали слюнявиться губы, походка сделалась тверже, уверенней, в движениях исчезли суетность и дергающаяся нелепость.

Дед Пыхто, проснувшись, маялся похмельем и все намекал, что неплохо бы подлечить его старый организм. Но Петр, у которого не было водки, но имелись заначенные на черный день полторы тысячи рублей, только молча разводил руками — нету, мол, дед, извини.

Не до страдающего сторожа было в это утро Петру Возжаеву. На его глазах случилось настоящее чудо, второе в его жизни. Первое произошло в колонии, когда почти угробивший уже Петра туберкулез вдруг отступил. И теперь вот Пашка неожиданно пришел в себя. Точнее, не в себя, не было «его» никогда, был деревенский дурачок, мычащий идиот, что ложку с трудом в руке держал. Стал Павел другим. Прояснилось что-то в его голове. Это радовало Петра и одновременно пугало, потому как назвать брата нормальным все равно было нельзя, и что теперь будет, куда повернет жизнь, оставалось только гадать.

Обычно после приступа несколько дней лежал Павел пластом. Этим же удивительным утром поднялся он, попил воды и, когда Петр начал затапливать печку, молча отобрал у брата спички, сам разжег дрова и долго сидел на корточках у открытой дверцы, глядя на огонь. Такого с ним не случалось никогда, и Петр справедливо подозревал, что моментов этих — которые «никогда» — теперь будет много…

Ящик со снастями и ледобур лежали там, где их оставил Петр. Никто не проходил здесь за минувшую ночь, только любопытная лиса натоптала вокруг людского имущества петли следов. Дальняя опушка леса, над которой вчера вспыхнуло на краткий миг второе солнце, чернела теперь свежей гарью. Снег не дал разгореться пожару, и черные сучья торчали в голубое небо, будто ржавая арматура.

— Еще рано. Может, к речке спустимся, пробурим пару лунок? — спросил Петр.

— Нет, — спокойно ответил Павел, указал на холмик, за которым скрывался поселок «Кошкин дом». — Туда пойдем. Надо.

И, не дожидаясь ответа, он двинулся по хрусткому насту, ровно ставя в снег тяжелые валенки.

Петр поспешил за братом, на ходу уговаривая того вернуться. Павел лишь досадливо дернул плечом, вновь сделав это настолько нормально, что Петру сделалось жарко, несмотря на морозец.

Солнце выглянуло из-за длинного, точно лента, мглистого облака, и снега вокруг заблистали множеством синих слепящих звездочек. Поселок «Кошкин дом» лежал в полукилометре от холма, на котором сейчас стояли братья. И, едва бросив на него взгляд, Петр сразу понял — тут дело нечисто.

Автоматчики в круглых касках, держащие на прицеле запертые ворота, человек в камуфляже по эту сторону ворот, кучка охранников в черном с той стороны и общее напряжение, разлитое в воздухе, заставили бывшего зека Возжаева напрячься. Он уже было собрался силой увести застывшего, словно изваяние, Павла, но тут над забором сбоку от ворот появился толстый человек, почему-то одетый в оранжевое, как показалось Петру, тряпье с черными полосками. Он что-то крикнул камуфляжнику, а затем вскинул ружье и выстрелил!

— Пашка! Валить надо! — Испуганно присев, Петр дернул брата за рукав.