Антон Грановский - Плащаница колдуна

Лагин недоверчиво блеснул очками.

– Откуда ты знаешь? – с сомнением спросил он.

Диона улыбнулась:

– Я это вижу. Главное, поменьше об этом думай. В твоем сердце поселилась тревога, но если ты поддашься унынию, оно убьет тебя.

– Ты права, – внезапно согласился Лагин. – Я христианин, а для христианина уныние – великий грех. Я не буду думать о плохом.

Лагин улыбнулся и высоко поднял седовласую голову.

По Кишеню шли еще около часа, и когда город-призрак остался за спиной, Глеб вздохнул облегченно.

– Ну, вот, – сказал он. – Теперь идем по этой тропе, и она приведет нас к речке Протекайке. Дальше пойдем вдоль нее.

– А мы не можем соорудить плот и сплавиться по ней? – поинтересовался Лагин.

Глеб отрицательно покачал головой:

– Нет. Раньше было можно. Но года три назад все изменилось. Ходоки говорят, что река устала.

– Как это устала? – не понял Лагин.

– Она больше не держит бревна и жердины, – объяснил Глеб. – Они тонут, словно железные. И людей она тоже не держит. Ни один пловец, даже самый хороший, не удержится на поверхности Протекайки дольше минуты.

– Странно, – пробормотал Лагин. – Любопытно было бы исследовать свойства этой воды. Первоход, ты позволишь мне подойти к реке и зачерпнуть немного воды в бутылку?

– Сперва дойдем до реки, а там решим, – ответил Глеб.

Он повернулся и зашагал по тропе. Прошка бегом нагнал его и пошел рядом. Поход через мертвый город подействовал на мальчишку угнетающе, и теперь ему хотелось поговорить.

– Дядя Первоход, – начал он, шагая в ногу с Глебом, – я слышал, что ты пришел на нашу землю издалека. Верно?

– Верно, – кивнул Глеб.

– Ты много путешествовал?

– Да. Пришлось помотаться.

– И как там живут люди, в чужих-то краях?

– По-разному, Прохор. Где-то хорошо, где-то не очень.

– А есть ли на земле места, где люди живут без забот?

– Нет, таких мест нет. Есть страны и города, где люди сыты и одеты. Но тоскуют люди везде одинаково.

– Будь я богат, я бы не тосковал, – уверенно заявил Прошка.

– Это тебе так кажется. Вот представь себе, что у тебя все есть. Какую еду ты любишь?

– Мясо и пироги.

– Вот представь себе, что у тебя горы мяса и пирогов. Ешь ты это мясо день, другой, третий, десятый… Через месяц оно тебе уже в глотку не лезет. А через два ты на него и смотреть без отвращения не можешь. Ты вспоминаешь вкус хлебной горбушки, которую тебе швыряли у кружала, и этот вкус кажется тебе самым лучшим вкусом на свете.

Мальчишка покосился на Глеба с сомнением:

– Нешто так бывает?

– Бывает, Прохор, бывает. Человеку для счастья не так уж много и нужно. Любимое дело да горячий обед на столе. И чтобы родные люди не болели. Вот, пожалуй, и все. Хотя… есть и еще одно. То, чего ни за какие деньги не добудешь.

– И что же это?

– Смысл. Чтобы жить не зря, а для чего-то. Для чего-то такого, за что и жизнь не жалко отдать.

– И у тебя есть этот смысл?

– Наверно, да, – ответил Глеб, немного поразмыслив. – За Пепельным озером есть место, где могут ответить на все мои вопросы. И я постоянно помню об этом месте.

– И сейчас ты идешь туда?

Глеб кивнул:

– Угу.

Прошка нахмурился и несколько шагов шел молча. Потом спросил:

– А по дому своему не скучаешь?

– Очень скучаю, – признался Глеб. – В этом-то вся проблема. С одной стороны – ответы на все мои вопросы, с другой – дом. Тут хоть разорвись.

– А что важнее?

Глеб вздохнул:

– Не знаю, Прошка… Правда, не знаю. Дом – это ведь тоже ответ.

Прошка шмыгнул носом и задумчиво проговорил:

– Мне тоже бывает тоскливо. Особенно когда лежу на стогу сена и на звезды смотрю. Такие они маленькие и далекие. И кто их туда подвесил?

– Бог, наверное.

– А который из них? Род, Даждьбог или Перун?

Глеб взъерошил рукою волосы мальчишки, улыбнулся.

– Неважно – кто именно. Важно, что они там висят, и мы их видим.

Прошка не совсем понял, но на всякий случай кивнул.

Еще несколько минут они молча шагали по тропе, но вдруг Глеб остановился и поднял руку:

– Стойте!

Все остановились. Глеб приблизился к небольшому предмету, лежащему у обочины тропы. Только очень внимательный взгляд мог отличить этот предмет от обычного комка земли.

Первоход наклонился, поднес к нему пальцы и замер, словно пытался уловить исходящее от предмета тепло. Затем шевельнул пальцами и, секунду поколебавшись, взял предмет в руку.

– Чего это? – спросил Прошка.

– Чудна́я вещь.

– Чудная? А что в ней чудного?

– Еще не знаю.

– А почему ты вообще решил, что это она? – поинтересовался Лагин.

Глеб усмехнулся и провел пальцем по предмету. К пальцу прилип комочек грязи, а на очищенном месте блеснула зеркальная поверхность.

Глаза Лагина удивленно расширились за стеклами очков.

– Я бы ни за что не обратил на нее внимания.

– Я ходок, – сказал Глеб. – Я на все обращаю внимание.

Глеб вынул из кармана тряпицу, завернул в нее предмет и сунул его в сумку. Посмотрел по сторонам.

– Не нравится мне все это, – настороженно проговорил он.

– Что? – поинтересовался Лагин.

– Уж больно все тихо да гладко.

– Может, нам просто повезло? – Ученый муж поправил пальцем очки и улыбнулся. – Ведь и ходокам иногда везет, верно?

– Не знаю, – отозвался Глеб. – Со мной такого никогда не было. В Гиблом месте всегда что-то теряешь. – Он покосился на Лагина и с усмешкой добавил: – Или кого-то.

– Ты слишком мрачно смотришь на жизнь, – возразил ученый муж. – Иисус запретил нам унывать и сделал нас бесстрашными. На все воля Божья, ходок.

– Не знаю, чья тут воля, но не человеческая – это точно. Ладно, пошли дальше.

Глеб поправил ольстру и меч, сдвинул колчан со стрелами поудобнее и зашагал вперед по вьющейся лесной тропке.

Вокруг становилось все темнее и непригляднее. То ли в этом было виновато небо, затянувшееся тучами, то ли кроны деревьев все плотнее сходились над головами, не давая пройти солнечному свету.

Глеб ускорил шаг, чтобы поскорее миновать чащобу и выйти к реке.

Вдруг Диона, шедшая позади него, вскрикнула. В тот же миг из густого кустарника выскочило странное существо, подхватило падающую Диону на руки и попыталось скрыться в кустах, но Глеб уже встал у него на пути, держа ольстру на изготовку.

Существо остановилось в нерешительности, и странники получили возможность разглядеть его получше. Это был не то человек, не то сам леший. Росту высокого, около сажени, с плечами широкими и вздутыми от нагромождения мускулов. Одет в звериные шкуры, сшитые между собой абы как. Руки толстые, не шерстистые, как у зверя, но волосатые, как у мужика. На ногах – грубые башмаки.

Но самым поразительным в этом странном существе была его голова – огромная, с широченной переносицей и с двумя большими шишками на тех местах, где у быка полагается быть рогам.