Юрий Иванович - Невменяемый скиталец

Напротив них лицом к Кремону сидела женщина средних лет, видимо няня, и без всякой ширмы показывала веселое кукольное представление. На обе ее руки были надеты весьма красивые куклы, и женщина разными голосами вела смешной диалог между сказочными героями.

Малыши не просто смеялись и радовались представлению, а выкрикивали подсказки по ходу действия, возмущались, когда куклы поступали не так, как им хотелось, и поддерживали в правильных, по их мнению, действиях.

Неизвестно, сколько бы продолжалось это действо, если бы сквозняк, появившийся из-за открытой двери, не шевельнул одновременно все шторы в огромной комнате. Играющая куклами женщина непроизвольно подняла взгляд и увидела за спинами детей совершенно незнакомого для нее мужчину. Да еще и пугающего внешнего вида. Возвращение в действительность для няни оказалось слишком ужасным: она слабо вскрикнула и свалилась на пол в обмороке. Но в падении сорвала со своей груди висящий на цепочке медальон. То ли хотела прикрыться силами талисмана, то ли еще по каким соображениям.

Дети сразу затихли, как-то слишком по-взрослому переглянулись и всем телом развернулись назад. Потом не спеша перекатились на коленки, встали на ноги и вполне безбоязненно уставились на незнакомца. Первой звонким голоском, в котором нечетко еще проговаривались некоторые буквы, заговорила девочка.

– Ты кто такой? – довольно строго спросила она. – И почему так испугал нашу няню?

Первое желание исчезнуть, умчаться из этой комнаты Кремон уже благополучно переборол и решил поддержать разговор. В противном случае дети могли тоже испугаться, а размеренный, тихий голос должен обязательно их успокоить.

– Да я тут в гостях первый раз и немного заблудился в ТИХ бесчисленных коридорах. Ну а почему напугал? – Невменяемый присел на край огромной кровати и пожал плечами: – Это не моя вина. Сами видите, как мне кожу обожгло в одном бою.

Девочка с расширенными глазищами продолжала смотреть несколько настороженно, тогда как мальчик в восторге подпрыгнул на пружинящем покрытии, высыпав град вопросов:

– В бою? С мечами? И с магией?

– Ой, чего там только не было…

– А потрогать можно? – неожиданно спросил малыш.

– Ну… – Воин несколько растерялся, но причины отказать не нашел: – Ладно, если тебе хочется…

Малыш приблизился в два прыжка и ручонкой прикоснулся к изуродованной щеке Кремона.

– Как ненастоящая, – выразил он авторитетное суждение и повернулся к девочке: – Сама потрогай.

Видно было, что та ни за что бы не осмелилась, но раз на это пошел ее сверстник, то и она решила доказать свою отвагу. Медленно приблизилась, потрогала и этак задумчиво согласилась:

– Ага, на неровную бумагу похожа.

Пора было переходить к более близкому знакомству, поскольку и нянечке вроде бы помощь оказалась не нужна: по-прежнему лежа на полу, не открывая глаз, она левой рукой пыталась массировать себе лоб.

– Давайте знакомиться! Меня зовут… – Он чуть не брякнул «Кремон!», но вовремя спохватился: – …Заринат. Воин. Прошу любить и жаловать. Друзья обращаются коротко: Зар. Ну а вас как зовут, очаровательные создания? Начнем с вас, красавица? Наверняка вы принцесса?

– Нет, я не принцесса. – Букву «р» девочка не выговаривала совсем, и поэтому получалось довольно потешно. Но вот зато тон, каким она представлялась, говорил о многом: – Я графиня. Графиня Лиция.

– Ой! Какое прекрасное имя! – от всей души похвалил Невменяемый, соображая на ходу, что перед ним дочь того самого квадратоподобного графа из Ассарии. – Имя, достойное королевы. А значит, быть тебе в будущем не просто принцессой, а самой настоящей королевой. – Затем он с поклоном повернулся к другому ребенку: – Ну а вас как зовут, отважный рыцарь?

Кажется, мальчику подобное обращение понравилось, потому что он гордо задрал подбородок и, старательно проговаривая букву «р», отчеканил:

– А я герцог! Герцог Кашад Шиари.

– Вот как… – вырвалось у Кремона, и он во все глаза уставился на ребенка. Странное имя слегка шокировало. Смутные догадки и сопоставления мелькали в хаосе воспоминаний и предположений. А где-то на заднем плане появилась четкая уверенность, что он сейчас, в самый нежелательный момент, провалится в состояние неполноценного дебила.

Но тут произошло два неожиданных события.

Мальчик шагнул опять к гостю, однако на этот раз не стал трогать обожженную щеку, а положил ручонку на не менее изуродованную ожогами шею. От этого прикосновения все мельтешение во внутреннем восприятии Невменяемого резко застыло, словно мозг получил неожиданную передышку от переживаний. На него словно полусон навалился. И в этом самом полусне он совершенно отстраненным взглядом заметил, как в комнату влетела Золана. Именно влетела, используя левитацию и готовясь употребить в любой момент всю свою магическую мощь для спасения детей. Как оказалось, няня имела амулет прямой магической связи с таким же амулетом на шее герцогини.

Золана замерла только перед самой кроватью, лихорадочно прощупывая взглядом каждую деталь происходящей сцены. Кажется, она и сама не могла осознать, что происходит у нее на глазах. Ведь ее сын еще ни разу в жизни не прикасался к чужому человеку. Да и вообще, его с Лицией обучали не приближаться к незнакомым людям. А тут такое…

Кажется, малышка первой заметила неправильность создавшейся ситуации и решила успокоить глубоко дышащую герцогиню. Беззаботно заменяя букву «р» на букву «л», она стала объяснять:

– Это дядя Заринат, и он добрый. А страшный он из-за ожогов. Его злой колдун хотел огнем убить. И он меня королевой назвал.

С некоторым заиканием и уже напуская строгость, Вилейма стала говорить в повышающемся тоне:

– Заринат, что ты здесь делаешь? Кто тебе…

Но ее совершенно неожиданно для всех перебил звонкий, уверенный, даже скорей обиженный и возмущенный голос маленького Кашада:

– Мама! Это ведь мой папа!

Золана посмотрела на Кремона так, что уже никакие касания собственного сына не смогли приостановить его разум от падения в досадную бессознательность.

Провалы в памяти тем и отличаются, что разумное создание ничего о себе не помнит. Невменяемый тоже ничего не осознал из того, как усилиями пришедшего на переполох Ранека его отправили в выделенные ему покои; как потом долго и нудно несколько врачей пытались то взбодрить его оздоравливающими структурами, то подстегнуть вливаниями сил и бодрости. И что обидно, даже сна никакого не приснилось. Словно и не было ничего. Только мгновение назад он утопал в расширенных от изумления глазах Золаны, и вдруг оказалось, что он смотрит в грустные глаза Уракбая.

Зато как живо встрепенулся молодой ордынец, как сразу обрадовался, повеселел и зачастил словами от прущего из него желания высказаться: