Сергей Волков - Владыки Земли

Луня же так и остался сидеть, и чем больше он думал, тем меньше мыслей про то, как отыскать молот, оставалось в его голове. Лишь одно чародейство могло мало-мальски помочь, но было оно сложным и опасным. Могло так статься, что Луне после него не быть живым, однако прикинув и так, и этак, ученик волхва понял — иного пути нет…

Солнце уже на ладонь минуло половину пути до полудня. Луня, закрыв глаза, сидел в изголовии у попрежнему лежащего в беспамястве волхва, положив руку ему на лоб. Зугур поодаль разводил костер, Руна набивала деревянный рожок травами из чародейской котомки волхва.

— Готово? — Луня открыл глаза, улыбнулся жене через силу, но по бледному лицу и бескровным губам Руна поняла — боится Луня, боится и тревожится, не за себя, за то, что не сможет все, как надо, сделать.

— Держи, ладо мое, да сторожись там. Иной мир, он на то и иной, чтобы там иные жили, а не мы. — Руна протянула мужу набитый рожок, взяла железный меч и Лунин кинжал, ударила для пробы бронзой о железо.

«Дзинь-тан!» — звонко раскатилось над вершиной Черного утеса. Зугур шагнул от костра с горящей еловой веткой, протянул Луне. Ученик волхва запалил чародейские травы в рожке, и знакомый сладковатый дымок поплыл окрест, одурманивая и навевая сон. Луня закрыл глаза и храбро вдохнул дурмана, страясь одновременно представить, как душа его вылетает из тела и устремляется в иной мир, туда, где ныне душа волхва бродит.

Сперва вроде ничего не происходило, только круги цветные перед глазами проплывали, а потом вдруг увидал Луня сверху костер, людей каких-то. Вот девушка с двумя клинками обнаженными на коленях, вот старик лежит, а рядом с ним парень какой-то обросший. И мужик еще поодаль, смотрит тревожно, солнце меряет.

«Так это ж я сижу возле Шыка!», — вдруг осенило Луню: «А это Руна и Зугур! Вот чудно-то!». И тут вдруг все закружилось, завертелось перед взором ученика волхва, и неожиданно оказался он в длинной и темной пещере, наполненной туманом или дымом. В ушах голоса закурлыкали, завыли, заквакали противно, и какие-то жуткие личины из мрака то и дело высовываться начали, пугать, зубами клацать.

«Дяденько Шык!», — хотел крикнуть Луня, но ни звука не смог издать. Тогда представил он образ волхва — морщинистое лицо, пронзительный взгляд, белую бороду, и тут же услыхал сквозь квак и вой:

«Лунька? Ты ли это? Но как попал ты сюда?»

«Я это, дяденька, за тобой я! Беда у нас! В беспамятстве ты, а мы молот златой найти не можем, чтобы Могуч-Камень разбить. И времени мало до полудня! Пойдем со мной, назад, а?»

«А ты знаешь, куда попал ты?»

«Нет, дяденька, я зелье дурманное из рога вдохнул и душа моя полетела куда-то. Я тебя звал, вот и дозвался…»

«Эх, Лунька! Нет отсюда возврата, никак не возможно нам с тобой обратно в тела наши вернуться. Это место — начало пути в посмертный мир, туда, где души предков наших обитают. Мне-то, вишь, пора пришла, посля того, как Чернобог проклятый саданул меня лапищей своей. А вот ты зря сюда залетел, по дурости, ну да теперь уж сделанного не воротишь. Вот так Судьбина распорядилась, вот так все сложилось…»

«Нет, дяденька, не может такого быть! Морок это, биться надо, вырываться надо отсюда. Я Руне манку сделал, из меча и кинжала, она стучит в них, и мы на стук этот назад сможем добраться.»

«Нет, Луня, нет.»

«Да, дяденька, да, захотеть только надо! Ну, а как же род людской, а? А Небесная Гора? Она ж скоро уже на Землю упадет. А ты, значит, дяденька, помирать собрался? Котомку сложил и к душам предков бежишь?»

«Ну пойми же, Луня, сын Мочага, нет отсюда пути, нет и быть не может, и никакая манка не поможет нам…»

«Есть путь.»

«Это кто сказал, дяденька?»

«Не знаю, Лунька, не пойму никак. Вроде душа человечья, а не мертвая…»

«Правильно догадался, волхв, так оно и есть. И душа моя тут, и сам я не мертв. Я помогал тебе однажды, и думаю, не забыл ты помощь мою. А теперь дай, с сыном поговорю я, а после вас выведу отсюда и до того места, откуда манку хорошо слышно, доведу.»

«Здрав будь, сынок.»

«И тебе зравия на долгие лета, батя.»

«Не чаял я, что вот так мы с тобой повидаемся. Горжусь я тобой, Лунька, ибо великим мужем ты вырос, и деяния твои велики, равно, как и спутников твоих.»

«Благи дарю тебе, батя, за слова добрые. Ты не серчай на меня, только без благославения твоего женился я. Жену Руной зовут, она Корчу, что в Доме на Великом Ходу Хозяином был, внучкой приходится.»

«Совет да любовь, сынок. Совсем большой ты у меня. Мы не свидимся с тобой боле, чую я, не доведется, так прими благословение мое и жене передай, а теперь прощаться давай, торопиться надо, а то не поспеете вы с волхвом ко сроку. Прощай, сынок.»

«Прощай, батя.»

Дзинь-тан! Дзинь-тан! Дзинь-тан! «В кузнице я, что ли?», — сквозь тяжелый сон подумал Луня, с трудом разлепил глаза и с удивлением увидел напряженную Руну, мерно стучащую мечом о его кинжал, а рядом Шыка, которому помогал подняться с земли Зугур, в стороне — черные ели невиданной высоты и солнце, подбирающееся к полудню. И все вспомнил.

— Молот! Дяденька, молот где? Чародействуй быстрее, время…

— Сейчас, Лунька, сейчас! — Шык и сам торопился, но был слишком слаб, и если бы не Зугур, которого тоже шатало, но который все ж смог поддержать старое тело, волхв упал бы на камни. Закрыв глаза, Шык поводил в воздухе рукой, прошептал что-то, и заговорил, запинаясь:

— Беги, в чертог Чернобогов беги! Златой молот под престолом его, ронять престол надо, на части разбивать, или еще как. Давай, торопись, а я помогу, как смогу.

Луня сорвался с места и вместе с Руной бросился ко входу в заваленный костями зал, прихватив из костра пару пылающих еловых ветвей.

— Ну, Рунка, навалились! И… раз! И… два! И…

Луня выгибался дугой, пытаясь сдвинуть с места высокий и широкий престол, Руна тоже упиралась со всей своей немогучей силою, но черный резной трон как стоял недвижимо, так и оставался стоять.

— Не получается ничего, ладушка! Тяжел престол этот треклятый! Может, Зугура позвать? — Руна смахнула со лба прядь волос, тяжело дыша привалилась к резной спинке. Луня в ответ только головой покачал:

— Он сейчас плохой помошник, себя еле носит. Чарами надо! Погоди-ка, как там…

Луня воздел руки, совсем как Шык, когда творил свое волховство, и нараспев произнес:

— Молния-огница, перка небесная, из туч сизых, из облаков белых сюда сойди, в престол черный приди, камень сокруши, остальное не тронь…

Сперва ничего не произошло. Потом где-то в небесной дальней дали глухо заворчал гром, и вдруг с ужасным грохотом разлетелась каменная крыша чертога и ветвистая молния ударила в черный резной трон, разбив, расколов его на части и ослепив еле успевших отбежать в сторону Луню и Руну.