Сергей Волков - Великое Лихо. Слуги Карающего Огня

И только угрюмый Гроум, как сидел в сторонке на камне, похожий на нахохлившуюся ворону, так и остался сидеть. Море его, по сути заново рожденного в холодных волнах, не трогало и не занимало — воды и вода…

К вечеру того же дня Фарн умудрился, расплетя подол своей вязаной рубахи, соорудить рыболовную снасть, согнул из нагретой бронзовой иглы крючок, наковырял под корнями жестких кустарников каких-то личинок, и поймал трех довольно больших рыбин. Луня, полазив по окрестным скалам, подстрелил небольшую, серую птицу с длинным клювом, похожую на удода, и хотя мясо птицы сильно отдавало рыбой, путники устроили пир — после пяти дней поста это была первая живность, которую удалось добыть!

Ночевали прямо на берегу, на шуршащей гальке, набросав на нее кучи веток и завернувшись в плащи. Ночь прошла спокойно, а утром ушедший на разведку Зугур принес дурные вести — их выследил лих, его следы и помет вагас нашел неподалеку от стана путников.

— Ночью лих не видит ничего, вот и сидел, ждал, пока рассветет, а утром его спугнул кто-то. Но он придет, обязательно придет. Судя по помету, он давно ничего не ел, и голод заставит его забыть об осторожности. Если он застанет нас врасплох, то убьет кого-нибудь прежде, чем мы успеем взяться за оружие! Надо стеречься, и не подходить близко к скалам.

Луня вспомнил огромный череп лиха на колу возле вожевой хоромины в родном городище. Вот оно значит как, и с лихом придется стакнуться! Ну что ж, лих так лих, нехай на себя пеняет! Луня давно уже перестал пугаться, узнавая о какой-нибудь напасти, ожидающей путников, и даже испытывал теперь нетерпение — скорей бы все началось, чтобы скорее закончиться.

Лих пришел на рассвете следующего дня, и разбуженные дозорным Фарном люди с ужасом глядели на мелькающую за камнями горбатую спину и безволосую голову с одним-единственным глазом посредине морщинистого лба. Лих был огромен, в три человеческих роста высотой, а руки его по толщине не уступили бы телу здоровяка Фарна. Губастый рот чудища был приоткрыт, с желтых, длинных клыков капала вязкая слюна. Чудище чуяло добычу и было очень голодно.

Череп лиха, виденный Луней дома, казался куда как меньше башки вот этого, живого страшилища!

— Ну все, теперь стерегитесь! — проговорил негромко Зугур, поднимая с камней копье: — Если он броситься — разбегайтесь вроссыпь! Луня, из лука без толку не пуляй, не свалишь его стрелами, разозлишь только.

— А если в глаз! — загорелся Луня, прикидывая, что с десяти шагов он бы попал.

— Нет! — Зугур покачал головой: — И в глаз лиха не убить, а ослепший, он так взъярится — не дай видеть никому. Нас на звук ловить станет! Ого, кажись, двинулся, бурдюк дырявый!

Лих и в самом деле, шумно сопя, начал перелезать через увитую плющом гряду невысоких валунов, заросших кустами, подбираясь поближе к людям. Путников он не боялся, да и голод подстегивал чудовищного великана, торопил, заставляя забыть об осторожности.

Шык, сложив из пальцев фиговину, ткнул ей в сторону чудища — на! Лих ровно споткнулся, икнул, зашарил вокруг себя ручищами, ловя кого-то в кустах вокруг себя. Луня догадался — волхв наслал морок, отвлекая лиха. Теперь самое время уходить…

— Если что — бить в шею! — услышали все шепот Зугура. Луня глянул на лиха — и предостерегающе закричал — враг бросился в атаку, стряхнув с себя морок, насланный Шыком!

— Россыпью! Россыпью! Грем, не стой, порвет он тебя раньше, чем ты чары свои бросишь! — Зугур, отчаянно крича, отбегал к морю, Фарн отступал вдоль берега в другую сторону, выставив перед собой секиру, Шык и Луня прижались к камням слева, и лишь один Гроум остался сидеть там, где сидел. Лих одним гигантским прыжком перемахнул через громадный валун и очутился возле гремского колдуна. Радостный рев огласил окрестности — лих уже предвкушал, что добыча у него в пасти, что он уже перемалывает ее кости во рту, глотает теплую кровь…

— Нельзя его бросать! — закричал Луня, и напрочь забыв все наставления Зугура, бросился назад, на выручку Гроуму, на ходу пуска в морщинистую спину лиха стрелу за стрелой. Лих взревел от боли, повернулся, вскидывая ручища — схватить мелкую и колючую двуногую тварь, оторвать ей голову! Шаг, другой — и вот уже живая громада высится над Луней, уже видно маленький, налитый кровью — и совершенно лишенный искры мысли глаз, глаз алчного зверя, видящего перед собой мясо!

Луня всадил в это глаз стрелу и тут же упал, задетый рукой чудовища. Лих завыл, пытаясь вытащить древко из окровавленной глазницы.

— Отползай! — прокричал Луне подбежавший Зугур, изо всех сил всаживая копье с трехгранным бронзовым наконечником под мышку лиху. Сзади с грозным боевым кличем навалился на исполина Фарн, пытаясь ударами секиры перебить чудищу хребет. Луня, откатившись по мокрой гальке к самой воде, вскочил, выхватывая меч — ну, вроде наша берет!

Не тут-то было! Лихом одним взмахом рук отшвырнул от себя и Зугура, и Фарна, и сделал это так проворно, что и копье, и секира остались торчать в его окровавленном теле. С яростным ревом, от которого, казалось, потрескались скалы, лих упал на колени, и начал быстро шарить вокруг себя руками, прислушиваясь к окружающим его звукам. Словно раздразненный кабан-секач, рыскал он вдоль берега, бросая то влево, то вправо, и лишь чудом не задел бегущего со всех ног к скалам Фарна.

Тут, наконец, Шык, что плел все это время заклятие, бросил свои чары, и лих замер, обездвиженный, попытался встать, словно бы разрывая невидимую сеть, ревя и рыча, поднялся уже на одно колено, но Луня, перестав без толку тратить стрелы, сорвал с пояса берский топорик, и подбежав к лиху почти вплотную, бросил оружие, целясь в шею пониже уха.

Целый фонтан темной крови ударил в небо, обильно оросив прибрежные скалы. Лих задергался, его пальцы, каждый с Лунину руку толщиной, заскребли по гальке, он рванулся, но опутывающие чары держали крепко, и громадное тело рухнуло наконец на камни, но еще долго билось в агонии, истекая кровью, рыча и содрогаясь…

— Совладали… — тяжело сказал Шык, усаживаясь на камень. Подбежал Зугур, весь в крови лиха — фонтан из яремной вены, отворенный берским топориком, окатил вагаса с ног до головы. Подошел угрюмый Фарн, подволакивая ногу — лих все же задел его, когда отшвыривал от себя. Встал и грем. Он, как и вагас, был весь в крови умирающего рядом чудовища, но если Зугуру кровь лиха была омерзительна, и он уже смывал ее с себя, зайдя по колено в воду, то Гроум выглядел торжествующим. Он облизывал пальцы, глаза его горели жутким огнем, так что остальные невольно отшатнулись, а Шык сказал:

— Ты это… Гроум, слышь, не яри себя без нужды! Своих ты не вернешь, а кровью умываться все ж последнее дело, мы ж не цоги какие-нибудь!