Дэвид Геммел - Повелитель Серебряного лука

– Но у тебя есть и другая причина для путешествия, – предположил египтянин.

– Ты – ясновидящий, Гершом?

– Нет, но я видел, как ты разговаривал с невестой Гектора, и слышал, что ты назвал ее богиней.

– Да, назвал. – Геликаон засмеялся. – Я влюбился в нее, Гершом. Если она чувствует то же, я хочу попросить ее стать моей женой, хотя мне, вероятно, придется предложить за нее Приаму гору золота.

– Если она чувствует то же? – повторил Гершом. – Какое это имеет значение? Покупай ее в любом случае.

Геликаон покачал головой.

– Ты можешь купить золото, которое блестит, как солнце, и бриллианты такие же ясные, как луна. Но ты не можешь купить солнце или завладеть луной.

Ближе к рассвету Лаодика закуталась в шаль и вышла из дворца. На улицах было тихо и пустынно, только несколько бездомных собак искали, чем бы им поживиться. Царевне нравилось гулять на свежем воздухе и, особенно, ранним утром. Она полагала, что знала о городе и его жизни больше, чем любой воин или обычный житель. Например, девушке было известно, какой пекарь первым выпекает свежий ароматный хлеб, она знала проституток и их постоянных сутенеров так же хорошо, как троянские воины. Она знала, когда на холмах в конце зимы родился первый ягненок, потому что Поимен, старый пастух, у которого с благославления богов родилось четыре поколения сыновей, открыл свой единственный кувшин с вином и напился. На рассвете пастух заснул на улице, потому что его не пустила домой его строгая жена.

Лаодика вышла из города, перешла новый защитный ров по мосту и спустилась к реке Скамандр. В долине у реки стоял густой серый туман. Холмы были окрашены в розовый цвет, хотя в небе уже поднималось солнце. Она слышала пение петухов и блеяние овец в отдалении. Лаодика направлялась к гробнице Илоса, находящейся на маленьком холме между городом и рекой. Илос был ее дедушкой, троянским героем. Гектор часто приходил сюда поговарить с предком в затруднительных ситуациях. Лаодика тоже пришла сюда, надеясь найти утешение. Царевна побрела к маленькой гробнице среди скал и села на поляне, в траву, ощипанную овцами, лицом к городу. Ее снова охватила печаль, и слезы полились из глаз. «Как он мог умереть? Как боги могли быть такими жестокими?»

Лаодика представила себе Гектора, от его удивительной улыбки поднималось настроение, а от его волос увета золота отражалось солнце. Она подумала, что брат был похож на рассвет: где бы Гектор ни появлялся, у всех сразу же поднималось настроение. Когда Лаодика была маленькой и робкой девочкой, Гектор был для нее скалой, к которой она бежала со своими проблемами. Только он мог убедить Приама выдать ее замуж за Аргуриоса. Ей стало стыдно, и навалился груз вины. «Ты горюешь, потому что Гектор ушел в Елисей-ские поля или потому что думаешь о себе?» – спросил ее внутренний голос.

– Я сожалею, Гектор, – прошептала она. И снова потекли слезы.

На нее упала тень, девушка подняла глаза. Когда ее распухшие от слез глаза разглядели сверкающие доспехи, она решила, что это привидение брата, которое пришло, чтобы утешить ее. Он встал на колени рядом с ней, и Лаодика узнала Аргуриоса. Она не видела его пять дней и не писала ему.

– О, Аргуриос, я не могу прекратить плакать.

Его руки обняли ее за плечи.

– Я видел это в городе. Должно быть, Гектор был великим человеком, мне жаль, что я его не знал.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Ты говорила, что, когда на тебя наваливаются проблемы, тебе нравится гулять по городу на рассвете. Ты рассказывала о старом пастухе, живущем на этих холмах.

– А как ты догадался, что я буду здесь сегодня?

– Я не знал. Я приходил к Шеанским воротам на рассвете пять дней.

– Прости, Аргуриос. Я не подумала о тебе. Мне следовало отправить тебе письмо.

Повисло молчание, затем Лаодика спросила:

– Где твои охранники?

Он улыбнулся – это было редкостью.

– Теперь я стал сильнее и быстрее. Несколько дней назад я гулял по городу, потом я неожиданно обернулся и напал на них. Я сказал им, что мне больше не нужны их услуги, и они согласились оставить меня в покое.

– Всего-то? Так просто?

– Я побеседовал с ними… серьезно, – сказал он.

– Ты напугал их, да?

– Некоторых людей легко испугать, – ответил микенец.

Его лицо было совсем близко от нее. Когда Лаодика посмотрела в его глаза, то увидела, что за эти пять дней боль и печаль их покинули. Это лицо девушка так часто представляла себе. Глаза Аргуриоса были не просто карими, как она запомнила, а с коричневыми и золотыми крапинками, а брови у микенца были очень красивой формы. Он так пристально на нее смотрел, что девушка опустила глаза. Лаоди-ке показалось, что внизу живота разлилось приятное тепло, и одежда стала ей тесной.

Она почувствовала прикосновение и увидела, как его рука нежно гладит ее кожу, слегка шевеля светлые волосы. Теплота в животе усилилась. Лаодика потянулась и начала развязывать завязки на доспехах Аргуриоса. Он схватил ее за руку.

– Ты – дочь царя, – напомнил микенец.

– Ты не хочешь меня?

– Я никогда ничего не хотел так сильно за свою жизнь, – его лицо покраснело.

– Царь никогда не позволит нам пожениться, Аргуриос. Он прикажет выгнать тебя из города. Мне невыносима эта мысль. Но у нас есть это мгновение. Это наше мгновение, Аргуриос!» Он уступил. Еще ребенком Лаодика помогала Гектору раздеваться и снимать доспехи. «У меня немного талантов, – подумала она про себя, – снимать доспехи – один из них». Ее онемевшие руки развязали застежки, и Ар-гуриос снял доспехи.

Отстегнув меч и отложив доспехи, он повел ее к камням рядом с гробницей Илоса, они легли вместе на траву. Аргу-риос поцеловал ее, и долгое время они не двигались. Взяв его руку, она притянула ее к своей груди. Его прикосновение было нежным – более нежным, чем ей сейчас хотелось. Ее губы надавили на его губы, Аргуриос жадно поцеловал ее. Руки микенца стали более настойчивыми, он попытался стащить с нее одежду. Лаодика подняла руки, и Аргури-ос снял ее платье. Вскоре они оба оказалисьобнаженными. Она наслаждалась теплотой его кожи, чувствуя под своими пальцами твердые мускулы. Потом пришла боль, и Лаодику охватило невероятное чувство – она стала единым целым с мужчиной, которого любила.

Потом она лежала разгоряченная, переполненная радостью и удовлетворением, ее переполнял стыд и веселье. Ла-одика медленно почувствовала траву и неровную землю, касающуюся ее спины. Девушка положила голову на плечо микенцу. Аргуриос молчал. Лаодика повернулась посмотреть на него, решив, что он спит, но микенец смотрел на небо, его лицо, как всегда, было печально.

Лаодика внезапно испугалось. Аргуриос сожалеет о случившемся? Теперь он ее оставит? Он повернулся посмотреть на нее. Заметив ее взгляд, микенец сказал: