Мария Гинзбург - Погасить Черное Пламя

Они с Каоледаном покинули зал.

– Я вижу, надо все хорошенько обдумать, – заметила Маха. – Давайте этим и займемся. Успокоимся и подумаем. Идея сбить гросайдечей из пулеметов хороша… но уж больно необычна. Может быть, есть другой выход? Более простой и надежный. А мы не видим его потому, что сильно испугались?

Некоторое время партизаны сидели в тишине, только смеялся Тиурику, которого Тиндекет в задумчивости подбрасывал на руках.

– А мне их жалко, – сказала Квендихен тихо.

Моркобинин приподнялся на локте.

– Кого?

– Этих людей, наездников… и дракончиков.

– Да, это странно, – сказала Маха. – Между нами и Боремией нет войны. И никогда не было, у нас даже общей границы нет. Почему они летят на нас?

– Мы в войне с Мандрой, а Боремия – имперская провинция, – сказал Хелькар.

– Нашла, кого жалеть, – фыркнул Моркобинин. – Лучше нас пожалей.

– Лучше спой нам, Квенди, – попросил Реммевагара. – Под хорошую песню и думается лучше.

– Дай мне лютню, Морко, – попросила девушка.

Эльф выполнил ее просьбу. Квендихен провела рукой по струнам, немного подстроила инструмент, набрала воздуху в грудь… и вдруг заплакала.

– Простите меня, я не смогу, – пробормотала она сквозь слезы и выбежала из зала.

Моркобинин ушел вслед за ней. Реммевагара откашлялся.

– Тогда я спою, – сказал он. – Никто не возражает?

– Ну, попробуй, – ответила Маха.

Полуэльф подошел к дивану, взял лютню, и уселся на полу.

– Песня Короля-Призрака, – сообщил он.

Тиндекет заметил, как Маха и Хелькар снова обменялись взглядами – быстрыми, почти незаметными, но блеснувшими словно острия пик в лунном свете.

У Реммевагары был приятный голос, а песню, судя по размеру и плавным, пышным поэтическим оборотам, сочинил кто-то из Народа Звезд. Но Тиндекета заинтересовало другое. При слове «Нуменор» по лицу Хелькара прошла тень – слишком мимолетная, чтобы считать ее гримасой ненависти или презрения, однако слишком отчетливая, чтобы ее не заметить.

Реммевагара провел рукой по струнам в последний раз.

– Никогда не слышал обо всех этих назгулах, Сауронах, Мордоре и прочем, – заметил Тиндекет, со странным любопытством наблюдая за лицом Хелькара. У того не дрогнула ни одна ресница.

– Но что это за крылатая смерть? – спросила Глиргвай. – У назгула были крылья?

– Нет, – сказал Реммевагара. – Он летал на каком-то крылатом чудовище, созданном темной магией.

– Нам бы сейчас этого назгула, – вздохнул Тиндекет. – Вместе с чудовищем!

– Он же был злым, как я поняла, – заметила Глиргвай. – Вряд ли бы он помог нам.

Маха поднялась с ковра.

– Пойдем покурим, Хелькар, – сказала она.

– Может, ты покормишь сначала? – заметил Тиндекет.

– Он не хочет есть, – ответила недовольная Маха.

Тиурику, тонко почувствовав момент, протянул ручки к матери и тоненько заплакал. Маха хотела рассердиться, но передумала и рассмеялась.

– Он всегда играет на твоей стороне, – сказала эльфка, взяла ребенка и покинула зал.

Тиндекет подошел к камину, оперся на украшенную причудливыми фигурку полку.

– Ну что же, – сказал он, глядя на Хелькара в упор. – Нам называть тебя «ваше величество»?

– Не понял?

– Брось, – сказал Тиндекет. – Ты сразу сказал, где они полетят – потому что сам летал здесь. Но это все твои личные дела, назгул, меч Нуменора…

– Меч Саурона, – глухо поправил его Хелькар.

Глиргвай тихо ахнула. Тиндекет беспечно махнул рукой:

– Теперь ты Махин меч, Морана отдала тебя ей! Ты можешь призвать эту… летучую тварь?

Хелькар поправил заколку. Блики волшебного пламени из камина отразились от впаянных в эмаль крохотных изумрудов, пронеслись по стене россыпью зеленых световых зайчиков.

– Мы… мы нехорошо расстались, – сказал он угрюмо. – Она услышит, если я позову, но не знаю, придет ли.

– А Маха знает, что у тебя есть…тварь? – спросил Реммевагара.

Хелькар кивнул.

– Вот почему ты не сказал о ней сразу, – сообразил Тиндекет. – Я сразу удивился, что ты в кои-то веки решил положиться на пулеметы. Но ты попробуй, позови.

Глаза у Хелькара были цвета ночного неба – серые, чернеющие в глубину. В этот момент они стали черными.

– Ну пожалуйста, – тихо сказала Глиргвай.

– Мы вас все очень просим, ваше величество, раз уж Маха не попросила, – добавил Реммевагара самым почтительным голосом, на который был способен. – Давайте все забудем о старых размолвках….

– Я потерял свое королевство, и я больше не король, – ответил Хелькар. – Но вот что мне интересно – где ты, Реммевагара, услышал эту песню.

– Это колыбельная, мне мать пела, – признался полуэльф. – Там еще много куплетов, я уже не все помню. Я просто запомнил, как того короля звали. Редкое имя. И про кольца там…

Глаза Хелькара снова начали чернеть, и Реммевагара замолчал.

– Совершенно невозможно предотвратить утечку информации, – пробормотал Король-Призрак. – Даже если погибнут все, кто имел к ней доступ по долгу службы. Даже если переписать все летописи, которые расходятся с новой версией истории. Все равно – семьсот лет спустя матери будут петь своим детям колыбельные на стихи, сложенные доморощенным поэтом по мотивам материалов секретности уровня А! Вот почему так?

– Не знаю, – сказал Реммевагара с сочувствием. – Говорят же – «песню не задушишь, не убьешь».

– А где оно находилось, твое королевство? – спросил Тиндекет.

– Здесь, – ответил Хелькар. – Я могу появляться и летать только над теми землями, которые принадлежали мне.

– А как оно называлось? – осторожно поинтересовалась Глиргвай.

– Ангмар.

– Ты, значит, Хелькар Ангмарский, – сказал Тиндекет миролюбиво. – Ну ты уж попробуй договориться с той тварью… Хочешь, я с тобой пойду? Она, кстати, огня не выдыхает?

– Может, она давно тебя простила, да только стесняется подойти, – добавила Глиргвай.